Я просто рассказала некоторые отрывки из своей жизни, где появлялся Брэд, самые цензурные и неприметные. И когда нас увидели вместе, да еще и разговаривающими, все удивились, словно увидели призрака. Мы стояли, болтали у стены в коридоре, а я рассказывала момент, как Лондон состязалась со Стейси, и Брэд внимательно слушал, хмуря брови, от чего у него на лбу появлялись морщинки. Где-то между слов он улыбнулся и произнес «Да, я вспомнил это!», и его лицо, действительно, озарила радостная улыбка. Камень с моей души упал, теперь, наверное, ничто не будет терзать меня, а еще одним кошмаром меньше…

Однако же, мне было интересно, почему Стейси посчитала, что это будет считаться её местью? Быть может, она думала, что я буду рада его смерти, а узнав, что он в относительной норме, впаду в депрессию или еще что-нибудь в этом духе? Быть может, она думала, что ему кто-нибудь вобьет в голову, что то, что с ним случилось, было по моей вине, и он мне бы мстил? Если это так, то Лоуренс еще большая идиотка, чем я думала.

А затем откуда ни возьмись выскочил Майки и налетел на Уайта со словами «Мерзавец». Последний очень испугался и отвернулся, скаля от страха зубы; его всего била волна дрожи. Майки замахнулся; я уже предвидела, как его кулак со всей силы попадет в челюсть Брэду, в нос, и по губам засочится алая кровь, но не могла этого допустить. «Перестань!» — выкрикнула и встала между кулаком Майки и лицом Брэда. Майки был сам на себя не похож: глаза горели адским пламенем, огромная ненависть была в них, и даже когда я вмешалась, эти эмоции не испарились. Я скривилась в ожидании удара. Кулак Майки остановился в нескольких сантиметрах от моего лица, его руку начала бить дрожь. Складывалось ощущение, словно он боролся сам с собой: ударить или не ударить, и это привело меня в ужас. Как он может думать о том, чтобы ударить меня?

Мгновения спустя его лицо прояснилось, а глаза задрожали, но я уже была разочарована в нем. Еще одна струна у меня внутри порвалась. От чего-то на глаза навернулись слёзы. От разочарования? Когда парень опустил кулак, я оттолкнула его со всей мочи и убежала прочь, тря рукавом мокрые глаза. Меня трясло, я боялась и боялась именно Майки. Его ненавистный взгляд, глядящий куда-то внутрь и пробирающий насквозь душу, его рука, которая не опускалась до последнего, его мысли, о которых я не знала, но это было и не важно, ведь видно, что он не думал обо мне — всё это пугало.

Мне нигде не было места, нигде я не могла уединиться, потому что повсюду шныряли любопытные человеческие носы, и мне, впрочем, как и обычно, пришлось забежать в туалет. Закрывшись в одной из кабинок, я начала хныкать, словно маленький ребёнок. Почему? Что я ему сделала? По какой причине он посмотрел на меня так, будто я зачинщица всех бед на свете? Неужели все так думают? Странное ощущение сдавливало мою грудь, от чего хотелось плакать еще больше, рыдать, захлебываясь в слезах, кричать, раздирать в кровь грудь. Как бы хотелось выдернуть из груди это чертово сердце, эту треклятую душу, ведь вся боль из-за них.

Скрип. Кто-то крутил кран, и затем зажурчала вода. Ничего страшного — это ведь туалет. Сквозь маленькую щелку между дверью и стенкой можно было видеть тонюсенькую полоску происходящего за стенами кабинки. Затем послышался хлопок — это захлопнули входную дверь. И следом: «Эм?». Я поджала под себя коленки, чтобы не было заметно, в какой из кабинок я спряталась, закусила костяшки на руке, чтобы не так сильно было слышно мои всхлипы, и постаралась успокоиться.

— Эмили? — спросил Майки.

И сразу же послышалось:

— Извращенец! — заверещала девушка, которая мыла руки. — Это женский туалет!

Сквозь щель я увидела, как девушка схватила пластмассовую швабру и замахнулась на Майки. Хлопок — это она ударила его пластмассой по голове. «Э-э-эй! Ничего такого даже в мыслях не было!» — воскликнул парень. Две пары ног носились туда-сюда, — я видела — пока девушка не запыхалась и, бросив швабру куда-то в сторону, выбежала из туалета, громко хлопнув дверью. Ноги Майки оказались у стены.

— Эмз, я знаю, что ты здесь, — произнес он.

— Проваливай! — рявкнула я, и меня вновь всю начало трясти.

— Мне очень жаль о том, что случилось с твоей подругой, с Ив.

— Не смей! Не смей говорить о ней! — кричала.

При любом упоминании об Ив в разговоре, в мыслях, да даже в чертовых песнях меня начинала пробирать злость. Она была совершенно беспричинной. Но я чувствовала, как ненавистны мне воспоминания о ней. Ярость подкатывала к горлу.

Молчание. Довольно продолжительное молчание. И мои всхлипы. Слёзы. Мои яростно сжатые кулаки. Я стараюсь стереть с лица все слезы рукавом кофты, но они всё льются и льются, словно им нет предела. И это меня тоже бесит. Внезапно, совершенно невпопад, Майки произносит:

— Эмили. Я больше чем влюблен в тебя.

Эта его фраза взбесила меня ещё больше. Эмоции теперь требовали, чтобы я выпустила их наружу, чтобы я позволила им овладеть собою, и я это сделала. Чуть ли не выбив дверцу, я твердым шагом подошла к парню и начала кричать на него: «Нет! Да как ты посмел вообще сейчас говорить об этом! Ты не имеешь права! Не имеешь!». Я со всей силы, со всей злости, со всех эмоций, чтобы копили во мне все эти недели, замахнулась на Майки, «Ты не смеешь! Я тебя ненавижу! Я ненавижу всех людей!» выкрикнула и ударила его кулаком в грудь. И ярость ненадолго отступила. Майки не шелохнулся, даже не отошел ни на шаг, а наоборот, делал шаги мне навстречу. Я широко распахнула свои глаза, удивляясь от поступка, что совершила, а слезы все ещё лились непрерывным потоком. Парень обнял меня, прижав к груди, вопреки тому, что я его ударила. Дрожь била меня, подкашивая коленки, и казалось, что я вот-вот упаду в пропасть, в которую уже лечу давно.