Теперь вся действительность была, как в тумане. Всё закрывала пелена печали, горя и ярости. Мне казалось, что я разорвусь от всевозможных чувств, наполняющих меня. Я не могла держаться, мне хотелось прекратить всё: бесконечный поток слёз, чувство вины, ярость и гневные порывы крушить всё на своём пути. Хотелось прекратить своё существование сейчас, чтобы больше ничего не чувствовать.

Сначала Майки осторожно вёл меня под руку, потому что я самостоятельно не могла передвигаться — уж чересчур слабой я была в те минуты, но затем силы потихоньку стали ко мне возвращаться, и ярость вновь переполняла меня. Я начала вырываться из объятий парня, но он меня не отпускал, словно преследовал какую-то цель, словно специально вёл меня куда-то. А от злости мне хотелось задушить его. Различные голоса доносились со всех сторон, а затем рядом появилась Фелиция и Джудит. Майки запихнул меня на заднее сидение своего пикапа и попросил Фо, чтобы она села за руль. «Я не знаю, что с ней делать, она словно из ума выжила», — произнес Майки. Тогда Джудит неожиданно для всех подала голос: «Мне очень знакомы её нынешние переживания. Отвезем её на кладбище». И как бы Майки не старался меня унять, всю дорогу я чувствовала себя загнанным в клетку зверем.

Хоть я и совершенно не знаю Джудит, она от всего сердце старается мне помочь.

Стоя рядом с могилой Ив, я глядела ошарашено на надгробную плиту. Джудит взяла моё лицо в ладони и что-то говорила мне, но я не слышала. Она всеми усилиями пыталась привлечь моё внимание, но я как будто была в параллельной вселенной. Затем она, немного зажмурившись от осознания того, что сейчас сделает, скривилась и залепила мне затрещину, от которой я наконец-то пришла в себя. И я услышала то, что она мне твердила:

— Послушай, я знаю, что ты чувствуешь. Ты ненавидишь её за то, что она оставила тебя, так? Только зачем злиться на весь мир? Она здесь, перед тобой, расскажи ей всё, что ты о ней думаешь.

Взглянув на могилу Ив, ту самую могилу, которую я так люблю и так ненавижу, почувствовала, как слезы вот-вот снова хлынут из моих очей. Упав рядом с плитой, я начала колотить кусок мертвого камня, изливая Ив всё то, что я переживала в течение этих нескольких недель.

— Как ты могла?! Как ты могла нарушить наши обещания! Ты не должна была умирать раньше меня! Я осталась одна, теперь я осталась одна, я ненавижу тебя за это! Как ты посмела оставить меня одну! Я ненавижу тебя… ненавижу. Вернись ко мне! Прошу, вернись ко мне…

Ив каждый день делала вид, что чувствует себя прекрасно, пока я же, наоборот, напрямую говорила, как мне хреново. Она каждый день строила из себя сильнейшего воина, а я же говорила о том, как слаба. Она умерла первее — хотя была так полна жизни, и теперь мне вновь приходиться тащить на себе эту ужасную ношу.

Этим вечером я осталась ночевать в доме у Майки со всей его семьей, и никто, даже родители парня, не задавали вопросы, что я здесь делаю, вероятнее всего, они всё знали. Весь вечер меня старались сначала успокоить, затем развеселить, но всё было напрасно. Только уснув, я смогла найти умиротворение. Теплота объятий Майки и его нежное, теплое, прерывистое дыхание на моей шее нагоняли на меня сладкую дремоту.

Тридцать один

Мне не снились кошмары, и я была этому рада — не хотелось, чтобы Майки лишний раз за меня волновался, ему и так хорошенько досталось вчера. Я просыпалась несколько раз и все эти разы не могла позволить себе раскрыть глаза, словно боялась вновь сойти с ума от действительности. Мне очень нравился тот мир, что мне снился, и не хотелось покидать его. Потому я так и лежала с закрытыми глазами, думая обо всём на свете, чувствуя тяжелую, но одновременно легкую руку Майки, пока тот не стал меня будить. «Как же ему тяжело со мной», — подумала я.

Мыслями я была далеко-далеко, но все они были сосредоточены вокруг двух событий: смерти Ив и моей. Не могу принять, что девушка, которая так светилась, умерла; она была надеждой, светом в моей жизни, и, если честно, я и сама не хочу жить без этого света. Мне было больно. Очень больно. Но я понимала — нужно следовать наказам Ив, а значит, пора надевать маску, чтобы скрыть свою боль. А еще я понимала, что нельзя больше затягивать с признанием — мне стало еще хуже, и скоро Майки и сам догадается, что что-то здесь не так.

Он легонько расталкивал меня, стараясь не разозлить, не зная, что я уже давно не сплю, а затем опять опустился на кровать и стал ждать, видя, как я ворочаюсь из стороны в сторону. Повернувшись к нему лицом, я решилась открыть глаза. Блики света играли на волосах и на лице Майки, его глаза были полны нежности и сострадания, а ещё в них было полным-полно любви. И это меня очень умилило. Невольно я улыбнулась и протянула ладонь, чтобы дотронуться до широких скул парня. Когда он смотрит на меня вот так, когда его глаза вздрагивают, так по-детски волнуясь, когда он легонько, уголками губ улыбается, то совсем смахивает на четырнадцати или пятнадцатилетнего мальчишку. И это тоже мне в нём нравится.

— Привет, — произнес он шепотом.

Я дотронулась кончиками пальцев до его щеки — теплая — и растаяла. Все грустные мысли улетучились, остались лишь мы вдвоем и любовь. «Привет», — отозвалась я. И еще некоторое время мы так и лежали, глядя друг на друга, словно видимся в последний раз или же, наоборот, в первый раз в жизни. А затем зашёл Патрик со словами «Эй, голубки, там Фелиция уже рвёт и мечет из-за того, что вы к завтраку не спускаетесь», а затем прибавил шёпотом, когда Майки подошёл к нему, «Ну как, она в норме?», и тот кивнул.