– Я буду работать на вас, - сказал Джуннайт и добавил в приступе великодушия.
– Если у меня будет крыша над головой на всю зиму, еда и патроны, мне хватит вашего задатка.
– Морган помолчал, собираясь с мыслями.
– У меня есть еще кое-какие дела в городе, улажу их и приеду в Сван-вэлли.

– Договорились, - Уилберн протянул Моргану тихо звякнувший мешочек. Этот тип не скрывал своей радости - разве что руки не потирал, пятясь в прихожую.

– До вечера, - сказал Морган и, закрыв дверь, привалился к ней спиной, запустив в волосы пальцы. Что-то в этой ситуации было знакомо, что-то отвратительно мерзкое... Ну, по крайней мере, это - повод покинуть гостеприимный кров и не причинять более беспокойства доброй женщине. "Чересчур доброй", - подумал Морган. Мистер Черрингтон прав: не годиться, когда дети растут рядом с человеком, от которого "смертью за милю пахнет..." Морган раскрыл мешочек и высыпал на ладонь немного золотого песка, несколько серебряных монет и сложенные вдвое бумажки: всего около ста долларов. Сложив деньги обратно, Джуннайт бросил его на стул и, вытащив из-под кровати седельные сумки, принялся набивать их своими пожитками; в сердце будто иголка застряла. Запихивая кожаный мешочек Уилберна в свои мешки, он подумал, что с удовольствием бы нашел тысячу предлогов, чтобы остаться подольше, даже платил бы за постой, но он не имел на это права. Даже оставить деньги он не мог - это оскорбило бы хороших людей, следующих Закону Запада, гарантирующего гостеприимство любому человеку, даже ганфайтеру без будущего. Натянув сапоги и рубашку, повязав шейный платок, Морган перекинул туго набитые седельные сумки через руку и, взяв шляпу со спинки кровати, обернулся, бросив через плечо последний взгляд на комнату. Взявшись за ручку двери, он все еще медлил: мебель и даже стены этого дома казались ему такими близкими и знакомыми, будто он родился и вырос здесь и никогда не знал другой жизни. Бесконечные секунды летели галопом, Морган зажмурился и сказав тихо: "прощай", открыл дверь и быстро вышел в прихожую. Натянув куртку, стрелок протер глаза и, стараясь не думать, вышел на улицу. Морозный воздух щипал кожу, выжигая все мысли; колючий ветер налетал порывами, гоня перед собой снежные стены. Морган ни разу не обернулся, пока не достиг платной конюшни. Уже внутри он прижался лицом к теплому боку кобылы, вдыхая знакомый запах сена и конского пота. Лошадка тихо заржала и ткнулась носом Моргану в плечо, когда он повесил на крючок в стойле седельные сумки, переложив часть денег в карман.

– Я оставлю тут сумки, - сказал Джуннайт, расплачиваясь с конюхом, - но смотрите - если что пропадет...

Он сопроводил свои слова выразительным жестом.

– Можете не беспокоится, мистер, - заверил его конюх.
– Все будет в полной сохранности, когда вы вернетесь. Я дорожу своей репутацией.

Морган вышел, снова погрузившись в буран. Проходя мимо церкви, он видел, что отец Блейк провожает его долгим взглядом. Стрелку захотелось подойти и ударить преподобного, чтобы раз и навсегда отучить его так смотреть на людей. Но он не успел: Джозеф Блейк уже переключил внимание на спотыкавшегося мимо Мертона, тащившего в руке огромную бутыль виски, содержимое которой уже плескалось на донышке.

– Как вам не стыдно, сын мой, - укорял священник, ухватив неудавшегося фермера за рукав.
– Вы опять пьяны... Берите пример с Джона Смита. Вот кто всегда трезв и в будни, и в праздники. Понимаете меня, вы?... Работает с утра и до ночи все дни, кроме праздников и воскресенья, а не шатается без дела по улице...

Морган ускорил шаги и прошел мимо.

* * *

Ветер играл снегом, закручивая его в маленькие смерчи, плясавшие вдоль улицы, и Моргану это напомнило нежные, розовато-белые лепестки, опадающие с персиковых деревьев и летящие вместе с нежным дуновением теплого весеннего вихря. Морган помотал головой, ускорив шаги, но именно в этот момент "оно" навалилось на него, яркой вспышкой вырвалась из небытия далекая весна шестьдесят пятого года, когда он пробирался через разоренную Джорджию, уходя все дальше на Запад... Та весна, с пустыми черными глазницами фасадов домов, головешки на месте фруктовых садов и тонкие, трепещущие на ветру лепестки цветущего персика, цвета нарождающегося дня, на тонкой веточке, пробившейся через обугленную толщу мертвого исполина. Деревья всегда выживали лучше людей... После бегства из Анденсонвилля он забрался в чей-то уцелевший сарай на заброшенной плантации и лежал там, слишком уставший и истощенный, чтобы двигаться, согреваемый теплом украденного коня, ему повезло, что в его пристанище оказалось довольно много сена. На следующий день у Моргана хватило сил выползти из своего убежища и, наломав веток и коры с близ стоящей березы, разжечь в сарае огонь и вскипятить воду в импровизированном котелке. Там он и просидел всю зиму, восстанавливая свои силы за счет крыс, скудных запасов муки, припрятанных в стоге и того, что попало в расставленные им ловушки из веревки, также найденной в сене. Место было пустынное. Морган не отходил далеко и большую часть дня лежал, как медведь в берлоге, наращивая мясо на костях, в то время, как Шерман шел от Атланты до моря. Об этом он узнал гораздо позже, но в середине зимы ему это сослужило неплохую службу: два дезертира, он так и не понял из которой армии, так они были оборваны, пробирались куда-то мимо его пристанища, и Джуннайт обменял коня на еду, маленькую фляжку и револьвер с патронами. Когда немного потеплело, а запасы еды стали подходить к концу, в то время как ребра Моргана перестали напоминать обтянутый кожей скелет, он заткнул револьвер за пояс и двинулся на Запад. Хватит с него этой войны. Все. Наелся. Морган шел прочь от полей сражений, не скупясь на большие крюки - лишь бы не наткнуться на армию - союзную или мятежную - один черт. Он шел по дорогам через заросшие сорняками поля, мимо некогда богатой страны, которую он когда-то видел во всем великолепии, а теперь лежащей в руинах. Никакие оправдания, никакие воспоминания о лагере не помогали, только теперь Морган, вырванный из жизни на четыре года, понял, почему военнопленных практически не кормили. Как ни пытался Джуннайт забыть это, закрыть свои сердце и разум, он не мог не видеть тощих детей, стоящих возле покосившихся изгородей, тихих девочек и мальчиков с затравленными взглядами, и женщин с голодными глазами, работающих в поле, еле поднимающих тяжелые мотыги. Морган знал, стоит ему прикинуться мятежником, идущим домой в "пашенный отпуск", и они накормят его, оставив без хлеба свою семью, думая только о своих сыновьях и мужьях. На развалинах ему иногда удавалось накопать овощей, пару раз его подмывало стащить где-нибудь курицу, но видя этих людей день за днем, он все не мог на это решиться. На нем был серый мундир и синие брюки - все люди, встреченные им, принимали его за пообносившегося конфедерата, позаимствовавшего часть обмундирования у янки, если вообще что-то думали на этот счет...

Эта секундная вспышка памяти была вовсе ни к чему, и Морган все-таки сумел справиться с ней, но неприятный осадок остался: ему это было совсем не нужно, когда предстоял серьезный разговор с Линдейлом. Остановившись возле салуна, Морган провел пальцами по лицу, смахивая налипший на ресницы снег. В глубине сознания шевельнулась мысль о том, что Линдейл - человек не простой, даже интересный, но она была так же безжалостно задавлена, когда Джуннайт поднялся по скрипящим ступеням и, открыв тяжелую внешнюю дверь, закрытую по поводу холодов, прошел в помещение "Клубничного поля". Морган постоял немного, давая глазам привыкнуть к полумраку; тусклые лучи света с трудом пробивались сквозь грязные, замерзшие окна. Оставляя мокрые следы на посыпанном опилками полу, Джуннайт прошел к стойке.

– Виски, - сказал он, бросая бармену монету, и когда тот склонился над стаканом с бутылкой, перехватил обе его руки.

– Где Джон Линдейл?
– шепотом спросил стрелок. В его глазах плясали ледяные огоньки, и бармен, заметив их, посмотрел на узкую, едва заметную дверь между шкафами со спиртным. Морган перемахнул через стойку, проскользнул в помещение за баром и мгновенно зажмурился от яркого света, брызнувшего в глаза. В маленькой пристройке было тепло, весело трещали дрова в печке, тяжелые портьеры были опущены, закрывая бессильно воющую бурю, отгораживая от нее этот островок уюта. Лампа и несколько свечей успешно боролись с мраком, отбрасывая на стены неровные тени с рваными краями, в комнате было относительно светло. Линдейл сидел за столом и что-то быстро писал, судя по всему он не слышал, как вошел нежданный посетитель. Джуннайт осторожно прикрыл дверь, и его взгляд внезапно уперся в портрет Линкольна, прибитый к двери. Мгновенно вернулась мысль о том, что противник не так прост, как кажется, но он снова отмахнулся от нее и довольно громко сказал:

– Эй, Линдейл!

Прежде, чем Морган успел что-либо сообразить, хозяин салуна уже смотрел на него с холодной улыбкой и желтыми огнями в зрачках, держа в руке револьвер.

– А, это ты...
– радостно сказал Джон.
– Я уже не надеялся увидеть тебя... Кидай мне револьвер, тогда сможем поговорить без помех, как добрые друзья. Да, и не становись на ковер, с тебя вода течет.

Морган медленно расстегнул пояс левой рукой и швырнул его Линдейлу, который подхватил кобуру на лету и, положив перед собой на стол, убрал свое оружие.

– Садись, пожалуйста, - предложил Джон вежливо.
– Сигару?

Морган отрицательно покачал головой и, покрывшись багровыми пятнами, опустился на предложенный стул, раздавленный собственной трусостью и беспомощностью. Он не мог противостоять этому человеку.

– Так что тебе нужно?
– спросил Линдейл, закурив. Любопытство и ярость схлестнулись в груди Моргана, но второе понемногу взяло верх и тогда он сказал небрежно:

– Да так, хотелось взглянуть на одну серую крысу и узнать, осмелится ли она пищать и огрызаться, когда я твердо стою на ногах.

Линдейл выдвинул ящик стола и принялся изучать его содержимое.

– Мне тоже было интересно...
– медленно проговорил он, - ни одна синебрюхая крыса, которой я наступал на хвост и которую вышвыривал из моего заведения, обратно не возвращалась. Тут есть еще кое-что: грызуны не переваривают свинца, а в здешних местах он в горах, в пище, в воде, даже в воздухе, говорят. Так что я думал, что в основном вывел здесь их всех... Когда-то, далеко отсюда, я видел пять довольно неплохих крыс, погибших из-за свинцового отравления, - в их организмах скопилось слишком много этой дряни...