Двое были все еще в Саванне. Они вели себя довольно беспечно и слишком предсказуемо. Янки не скрывались, да и от кого им было прятаться? Прошло несколько месяцев после инцидента, живых свидетелей они постарались не оставить. Линдейл тайно следил за теми двумя несколько недель, не желая, чтобы пострадали невиновные. Эти янки держались рядом, как и положено соучастникам преступления, не осмеливающимся посвятить кого-то еще в свою тайну. Одним темным южным вечером, когда мириады ослепительно ярких звезд покрыли небосвод, они сидели за бутылкой виски в опустевшем кабаке на окраине. Посетители давно разошлись, и хозяин тоже торопился домой. Эту картину Линдейл наблюдал каждый воскресный вечер: владелец, очевидно, доверявший своим завсегдатаям, отдавал им ключи и шел спать. Затаившись в темноте за углом дома напротив, Джонатан выждал час. Те двое сидели за столиком у стены, заговорщически склонившись друг к другу; единственная горящая свеча в помещении бросала на их лица контрастные блики. Оставаясь в тени, Линдейл снял с плеча и натянул свой новый лук, положив на тетиву черную стрелу с привязанной к древку бумагой. В его жилах индейская кровь, - в голосе индейца послышалась гордость, - и он хорошо освоил способы войны разных племен. Подняв оружие, Джон поглядел сквозь него в окно. Свистнула стрела - зазвенело и посыпалось стекло, и янки отпрянули друг от друга: острие, пройдя между ними, поколебало слегка пламя свечи и вонзилось в сосновую доску. Древко мелко тряслось, будто в ознобе. Янки изумленно глядели на него, не веря своим глазам, потом торопливо отвязали и развернули привязанную к нему записку.

Линдейл перебежал к зданию и притаился под стеной, давая им время прочитать краткое послание: "Август 3. Имеющий глаза видел." А затем он разбил концом лука стекло и швырнул им под ноги связку динамита с трещащим в объятиях огня коротким запалом, украденную с их собственного склада...

Джон мгновенно отпрянул от стены и, достигнув в несколько прыжков примеченной раньше глубокой сточной канавы, скатился туда за секунду до того, как над этим местом прокатилась ударная волна. Когда все было кончено, он встал и зашагал в темноту, ни разу не оглянувшись. Это была хорошая месть.

Индеец замолчал, глядя куда-то вдаль, потом вытащил из кармана трубку и принялся набивать ее табаком.

– Сигареты белых курятся слишком быстро, - пояснил он. На хорошую историю не хватает... Так вот, на чем я остановился? Да. Той же ночью неизвестный, оставшийся незамеченным, вломился в комендатуру, несмотря на усиленную охрану. Только утром обнаружили пропажу из закрытого сейфа бумаг о переводе некоторых солдат в другие части. Сразу же на ноги были подняты все войска, но было уже поздно: еще до рассвета Линдейл выбрался на окраину города, где его ждал надежный оседланный конь, одолженный у нашего племени, задерживаться дольше в Саванне не имело смысла...

– Слушай, старик, к чему ты мне рассказываешь все это?
– раздраженно спросил Морган. Ему не нравилось зарождающееся в душе сочувствие, которое, без сомнения, не прибавит ему сил, а подобную душераздирающую историю он и сам мог бы сочинить, если бы обладал даром старика рассказывать истории.

– Я опущу эту часть, - обиженно буркнул старик.
– Белые люди не умеют ждать, я уже это говорил. Я мог бы вообще ничего не рассказывать.

– Ну, ну, дедушка...
– попытался Морган загладить свою неловкость.
– Просто мне интересно, почему Линдейл такой сейчас, а не долгая и, вне всякого сомнения, интересная история его приключений.

Старик обиженно молчал, пыхтя трубкой. Порывшись в кармане, Морган вытянул из него свое сокровище - едва начатую пачку табака "Булл Дарем". Фабричный табак был редкостью в этих местах, и Джуннайт запасался им при всяком удобном случае. В его седельной сумке оставалась еще пачка, но, если бы не желание загладить свою бестактность по отношению к старику, он вряд ли с кем поделился этой.

– Я прошу прощения, дедушка, - сказал стрелок примиряющим тоном.
– Я проявил к вам неуважение и сейчас умоляю вас принять от меня подарок в знак моего раскаяния.

Он протянул старику пачку табака. Несколько минут индеец демонстративно игнорировал подарок, потом медленно повернулся к собеседнику. Аккуратно, будто подчеркивая значимость происходящего, он взял табак из рук Моргана, понюхал и спрятал в свой тюк, кивнув.

– Белые нетерпеливы, - сказал индеец важно.
– Не стоит обижаться на них за это. Тебя хотя бы научили уважать стариков. Ты, в общем-то, славный молодой человек, хоть и синебрюхий. Не злись, ты сказал плохое слово мне, я его вернул, теперь все в порядке.

Он снова пососал свою трубку, будто собираясь с мыслями, потом продолжал:

– Это заняло пять лет, как я уже говорил, и никто не ушел от ответа. Все это время Джон жил только жаждой мести: после гибели Анабель его ничто больше не интересовало, и ты знаешь, что я тебе скажу: он слишком долго шел к цели, а когда достиг ее, ему внезапно стало незачем жить.

Морган выпил залпом свой стакан. Значит, у Линдейла тоже есть свои призраки, от которых негде укрыться. Грусть навалилась на Джуннайта непомерно тяжелой глыбой, и, чтобы перевести разговор на что-нибудь другое, он спросил:

– Линдейл, говоришь, с отцом в Калифорнии был во время золотой лихорадки?

– Да, - индеец кивнул.
– В сорок девятом они снялись с места, как многие ненормальные белые люди с шилом в заднице.

Морган усмехнулся.

– Мой старик тоже...
– сказал он и, на секунду задумавшись, продолжал, - тоже тронулся за удачей в сорок девятом. Мы ехали на фургоне, у нас не хватило бы денег на пароходы. Славный, ужасный сорок девятый... Моего старика пырнули ножом на тамошних приисках в пьяной драке, и с тех пор я один. Нет, конечно, обо мне заботилась одна семья, я с ними потом в Канзас вернулся, но у них и так было семеро своих ребят.