– Я знал еще его отца с тех времен, когда тот странствовал в одиночку по лесам. И потом, когда он отправился с сыном в Калифорнию в поисках удачи. Я не помню точно, что заставило этого человека покинуть родной город. Линдейл, я имею в виду старшего, был младшим сыном в состоятельной семье с юга и, я думаю, он был слишком гордым, чтобы довольствоваться одной четвертью и без того не слишком большого капитала. Джон тоже такой - это их порода. У нас в племени, а мы тогда кочевали южнее, чем сейчас, был голод, плохой выдался год. Линдейл дал нам одеял и еды, а я решил проводить его по кратчайшему и наиболее безопасному пути до границ известных нашему племени земель. Вождь это разрешил. Ты не поверишь, но у него в фургоне были книги. Книги, там где каждый фунт решает вопрос о жизни и смерти. Он отлично сознавал опасность своего решения, но был чертовски упрям в этом вопросе, все твердил, что даст детям надлежащее образование, и я сомневаюсь, что ему удалось сохранить хоть половину книг, но у него была сила, и он дошел до конца пути, а вот жена его - нет.

Индеец отхлебнул еще виски, и язык его окончательно развязался:

– Она умерла еще до золотой лихорадки в маленьком доме, куда привел ее муж и где родился Джон. Моя сестра ухаживала за ней. Старший Линдейл не нашел много золота, как и большинство тех, кто кинулся за наживкой, но, мне кажется, что это его не особенно огорчило. Этого человека увлекал скорее процесс, новые ощущения, которые предоставился случай испытать. Беспокойство, сидевшее в нем, начинало пожирать его изнутри, когда он долго засиживался на одном месте. Он будто все время искал "то самое место", где сможет наконец - то осесть: единственное на свете.

– А Джон Линдейл? Что с ним?
– нетерпеливо прервал его Морган.

– Джон...
– индеец задумался.
– Они с отцом вернулись домой без гроша - голодные и оборванные. Их уже давно считали погибшими. К тому времени все трое дядей Джона умерли от какой-то заразы белых людей, и его отец получил в свое распоряжение поместье и дом с белыми колоннами. Я был там однажды, но мне всегда казалось, что роскошь тяготила его, и он с радостью бросил все это, когда началась война. Джон-младший с помощью книг и упорства догнал своих сверстников и учился в Алабамском Университете, когда штат вышел из Союза. Он последовал примеру старшего, бросив учебу, но ему повезло больше, хотя, кто знает: пройдя всю войну, он вернулся к обугленному пепелищу и узнал о гибели отца. Эта семья сильно пострадала в большой драке белых людей. Кстати, говорят, условия сдачи записал и дал на подпись двум вожакам один из сенека, так что, наверное, это была и наша драка тоже.

Старший Линдейл дал сыну неплохое образование, я не знаю, как у него это получилось в этих вечных скитаниях, но сомневаюсь, что парню нужно было учиться дальше, разве что из-за диплома. Так вот, Джон устроился на работу в какой-то конторе, но разбор бумажек за мизерную плату, занимавший весь день, не устраивал его, да и хозяева - саквояжники, не упускали случая унизить южанина. Эти Линдейлы всегда хотели большего, чем могли получить. В конце концов где-то через неделю Джон врезал парочке зарвавшихся боссов - янки и хлопнул дверью, не дожидаясь, пока его вышвырнут. Ему пришлось покинуть город, потому что те саквояжники поставили на уши расквартированные там войска северян. Джонатан перебрался в Саванну и, поклявшись себе не иметь больше дел с янки, нанялся вышибалой к одному южному аристократу, который, потеряв поместье, плантации и рабов, держал бордель на окраине и неплохо наживался на этом.

– А ты случайно не знаешь, почему он на людей ни с того ни с сего бросается?
– Морган перевел разговор в более интересное для него русло. Или, по крайней мере, попытался.

– Белые всегда нетерпеливы. Им все надо здесь и сейчас, - недовольно буркнул индеец. Его взгляд был устремлен за спину бармена, как будто там оживали картины из прошлого.
– В некотором роде Линдейл стал легендой в своих краях. Рассказывали: влюбился в одну женщину... Кажется, ее звали Анабель, сам он никогда не говорил об этом. Она была... Впрочем, о мертвых не говорят плохо. Скажем, работала в том заведении, где Линдейл служил вышибалой. Джон бывал у нее и как-то даже показал мне кольцо. Он хотел женится на ней и увезти на Запад, чтобы она была только его женщиной.

В тот вечер туда зашли несколько синеб...

Индеец вовремя уловил предупреждающий жест бармена и исправился:

– Несколько синих мундиров, прошу прощения за мой английский.

С английским у него было все в порядке, но Моргана так заинтересовал рассказ, что он позволил себе пропустить мимо ушей эту досадную оговорку рассказчика. Заметив, что все в порядке, индеец продолжал:

– Так вот, там было человек шесть, все пьяные, и никто не желал подчиниться просьбам хозяина уйти. У одного из янки был огромный шрам через все лицо. Вообще-то дамам из подобных домов все равно, кривой ты или хромой, да и одноногий тоже, если деньги при тебе. Но надо было такому случиться, чтобы этот парень схватил за руку, причем довольно грубо, одну из новеньких. Девушка отшатнулась от него, тогда он ее ударил так, что она упала и принялся пинать ногами, приговаривая, что все южане такие снобы и заслуживают, чтобы их хорошенько проучили. Дружки этого парня стояли и ухмылялись. Хозяин попытался, было, вмешаться, потому что испугался, что девчонку искалечат, да и денег их он не видел, но эти янки его обругали только. Он попытался все объяснить и поставить парням выпивку, но куда там... Тот, со шрамом оставил-таки девушку, но полез к хозяину с кулаками, приговаривая, что его оскорбили. Так громко кричал, говорят, на улице слышно было, грозил "все это осиное гнездо бунтовщиков" разнести, хотя никто там не был связан ни с мятежниками, ни с партизанами. Позже говорили шепотом, что он так специально сделал. Хозяин попытался другую предложить, но его уже не слушали. Думаю, они уже тогда хотели всех там перебить, но только оружие им пришлось на первом этаже, в баре, оставить, потому как правила такие были. Слово - за слово - началась драка, и хозяина борделя мгновенно вырубили, но тут подоспел Линдейл с обрезом и, наставив на них два ствола, забитые крупной дробью, велел убираться.

Против такого аргумента они, конечно, поспорить не могли и ушли, ругаясь, как погонщики мулов, и бормоча сквозь зубы угрозы. И все, вроде бы, успокоилось: заведение закрыли, посчитав, что на одну ночь неприятностей хватит, бар внизу тоже. Женщины ушли в свои комнаты, посетителей выпроводили по-тихому через черный ход. Никто не думал, что они вернуться, но их злоба оказалась слишком велика. Эти янки раздобыли всего за два часа целый фургон взрывчатки и подогнали к зданию. Аккуратно и быстро взломав дверной замок и запалив фитили, они хлестнули мулов и, прыгнув в седла запасных лошадей, помчались прочь. Фургон влетел в пустой бар, и через пару минут взрыв разнес все строение на доски. Никто не знает, где они смогли так быстро найти столько взрывчатки, возможно, кто-то из них имел доступ к складам армии северян, расквартированной в городе. Неизвестно также, как сумел выжить Джон. Он никогда не говорил об этом. Я нашел его в лесу, одежда на нем практически вся сгорела, все тело покрывали ожоги, и я отвез его в наше селение. У нас был хороший шаман: ему удалось разбудить силу, таившуюся в нем, и помочь ему справится со смертью. Джон ничего не помнил несколько первых дней. Возможно, это тоже помогло. А потом, на третий день, я посмотрел ему в глаза и понял, что он все помнит.

Морган, едва давивший зевоту во время первой части рассказа, слушал, боясь пропустить хоть одно слово.

– Он - единственный оставшийся в живых из тех, кто там был, - продолжал индеец, не повышая ровного голоса.
– После этого ему потребовалось пять лет, чтобы отыскать их всех, но никто не ушел от возмездия.

Один все еще был в Саванне, когда Джон вернулся туда, решив, что этот город должен стать отправной точкой в его поисках. Посидев в пивнушке и выслушав все местные сплетни, включая самые мелкие и самые невероятные, он составил для себя картину того, что произошло после той ночи. Инцидент не прошел незамеченным, все-таки погибли люди, и состоялось даже судебное заседание, где те шестеро клялись, что в борделе был тайный партизанский штаб. Нашлись свидетели, подтвердившие, что неоднократно слышали от хозяина подрывные речи против федерального правительства, и крики "мы покажем чертовым янки!", доносившиеся из дома в ту ночь. Естественно, все шестеро поведали начальству под присягой, что вернулись, прихватив из казармы винтовки, чтобы арестовать бунтовщиков, но, видимо, в здании взорвался тайный оружейный склад. Подсудимые также позволили себе предположить, что боеприпасы предназначались для диверсий, а сдетонировали они от небрежного обращения. Каким-то образом им удалось скрыть пропажу взрывчатки с собственных складов, и их оправдали. Даже более того, командир велел повысить тех янки в звании за бдительность. Но, хотя они думали, что выживших при взрыве не было, все хотели убраться как можно дальше, на всякий случай, и в кратчайшие сроки перевелись в другие части.