– - Почему именно его?

Евгений искренне недоумевал, зачем совсем недавно придумывал себе дурацкие проблемы: обращаться к Александру за помощью или нет, спрашивать его или пытаться догадаться самому? Конечно, спрашивать, раз интересно. Если коллега лучше разбирается в предмете и ближе тебя к истине, следует ему довериться.

– - У Зыкина и без того неприятности с полицией, здесь многие от него шарахаются. Начни я его расспрашивать, он от гордости встанет на дыбы. Правды не скажет -- только устроит скандал, окончательно испортив себе репутацию. Окружающие охотно поверят в его виновность. Низкого происхождения, левых убеждений – ну, конечно, именно он довел почтенную помещицу до смерти! Даже если это не так, бедняге будет потом не отмыться. А я, признаться, считаю -- спасение России в смешении социальных слоев. Дай мне волю, каждого такого Андрея Зыкина, сумевшего подняться из простой среды, я бы всемерно поддерживал, а не пытался скинуть обратно вниз. Да и страшно за парня. Всегда боюсь зря бросить тень на человека, который принимает это близко к сердцу.

– - Если он ни в чем не виноват, то оправдается, -- возразил Евгений.

– - Чушь! – резко воскликнул сыщик. – Мой отец застрелился после ложного обвинения в краже денег из полковой кассы. Мама вскоре умерла, не в силах без него жить. Мне тогда было двенадцать. Да, через пять лет я обелил его имя, но этим никого не воскресишь.

Евгений вздрогнул.

– - Какая страшная история! Прости.

Коцебу флегматично пожал плечами.

– - Это случилось давно. Но, думаю, именно из-за нее я иногда слишком осторожен с обвинениями. Лучше подождать, чем поспешить.

– - Но если Андрей – убийца? – уточнил Евгений. – Или ты думаешь, выходцу из простой среды, не получившему должного воспитания, убийство простительнее, чем дворянину?

– - До подобной степени самоотречения я, по счастью, не дошел, -- усмехнулся сыщик. – Но посуди сам. Какой у Зыкина может быть мотив?

– - Посмеяться над суевериями деревенского общества.

– - Да. Ну, и заодно открыть глаза на мир милой девочке Кате – согласись, она и впрямь в этом нуждается. Шутка привела к несчастному случаю и смерти. Это ужасно, однако сделанного не воротишь. Если Зыкин виноват, он явно раскаивается – вон, даже постыдился прийти на поминки. Не вижу смысла его разоблачать. Вряд ли он вернулся бы к своей деятельности и навредил кому-то еще.

– - Но я своими ушами слышал плач, -- напомнил Евгений.

– - Больше не услышишь, -- махнул рукой Александр. – Я задвинул заглушку.

Не дождавшись разъяснений, молодой человек возмущенно потребовал:

– - Говори толком! Можно подумать, я хоть что-то знаю про заглушки. Я побродил по второму этажу, но ничего особенного не обнаружил.

Александр улыбнулся.

– - А все особенное там скрыто. Ни в одном театре не выставят механизмы напоказ зрителям. Да еще в театре прошлого века, когда сценические эффекты ценились не менее драматической игры. Духи, взлетающие ввысь, нечисть, проваливающаяся сквозь землю и наводящая ужас потусторонними звуками, должны казаться настоящими. Я обнаружил специальное устройство, с помощью которого былой владелец Бобровичей, очевидно, пугал гостей. При открытой заглушке оно реагирует на ветер, издавая звуки, имитирующие плач. Вечерами и ночью ветер обычно усиливается... да и тишина в доме заставляет обращать внимание на звуки, которые в дневной суете незаметны. За несколько дней до смерти Антонины Афанасьевны заглушку кто-то открыл. Так вернулся в наш мир плачущий призрак.

Евгений хмыкнул.

– - А меня чем напугали? Дурак я, конечно. Вроде знал, что привидений не бывает, а все равно попался.

– - Днем и при свете все мы умные, -- примирительно заметил Александр. – Но ночью, да еще наслушавшись мистических разговоров, каждый бы испугался. Там есть механическое устройство... Повернешь рычаг, и оно едет вверх. К нему прицепили белое покрывало, недавно измазанное фосфором. Не одни мы с тобой любим Конан Дойля. «Собаку Баскервиллей» помнишь?

– - Еще бы! Слушай, выходит, злоумышленник этой ночью был в Бобровичах? Кто-то ведь, увидев меня, повернул рычаг.

– - Несомненно, был. Потому я и решил, что это Прокофий Васильевич, а не Андрей Зыкин. Андрей, по моим представлениям, не стал бы повторять шутку, приведшую к чьей-то смерти. Вот у Поливайло мотив был бы повесомее, и он вполне мог попытаться избавиться также и от тебя. Но выходит, все же не он, -- сыщик усмехнулся. – Свинья обеспечивает безупречное алиби, хоть свидетелем в суд ее и не приведешь. – Он немного помолчал. – Хочешь-не хочешь, остается Андрей Зыкин. Мне это очень не нравится. Как бы моя жалость к нему не вышла боком. Давай-ка поспешим. У меня сердце не на месте. Что-то я упустил из виду...

Молодой человек не понял, зачем спешить, однако послушно рванул за проводником. Ему лучше знать!

Коляска Александра стояла у церкви.

– - Если бы Прокофий Васильевич выехал на дорогу в Бобровичи, -- объяснил он, -- я бы, конечно, не бежал пешком, как к близко живущим Куницыным, а поехал по объездной дороге. Прокофий Васильевич – не лучший кучер, я бы его в итоге обогнал.

– - Чего не на Снежке? – посмеиваясь над своими недавними упреками в позерстве, улыбнулся Евгений.

Александр хмыкнул.

– - Ну да, рыцарь на белом коне, заметный наблюдателям за три версты. Это только кажется, что все кругом спят. Деревня не город, здесь не скроешься. Нет уж, я лучше незаметно, не давая пищи сплетням.

Они уже ехали в направлении Бобровичей. В голосе Александра слышалась легкая нервозность, он поминутно подгонял лошадь.

Тревога передалась и Евгению. Они влетели в дом так стремительно, словно за ними гнались голодные волки.

Было темно и тихо. Александр ринулся к винтовой лестнице – и резко притормозил. Евгений, чья реакция была куда медленней, привычно врезался ему в спину.