–  Мы с мамой убираем. Подожди минутку, - ответила Надя.

–  Пусть мама одна убирает.

–  Она устала.
– Надя внимательно посмотрела на него.
– Ты недоволен сегодняшним вечером?

–  Недоволен.

–  Почему?

–  Ты ставишь меня перед людьми в неловкое положение, - заявил он, бросив на нее холодный, отчужденный взгляд.

–  Чем же?

–  Где ты была с Николаем?
– Он уставился на нее тяжелым испытующим взглядом.

–  Как это можно понять?

–  Когда он вышел из комнаты, ты побежала следом за ним.

У Нади дрогнули губы, глаза сделались сухими и холодными, и вся она поникла, будто завяла.

–  Ты это серьезно, Василий?
– спросила она.- Николай во дворе курил с Брусковым. Я пригласила их к столу. Брусков ушел, а Николая я затащила в дом.

–  А почему у тебя раскраснелось лицо и горели глаза, когда ты вошла с ним в комнату? Это все заметили.

–  Как тебе не стыдно. Ты пьян.

–  О стыде не будем говорить? Ты думаешь, я не знаю, что он и сейчас любит тебя. Из-за тебя он приехал в наш город. Из-за тебя он не женился. Ты тайком от меня даришь ему свои портреты, - все запальчивее говорил Василий. Лицо его покрылось розовыми пятнами.

–  Успокойся, ради бога. Не шуми, - упрашивала Надя.
– О каком портрете ты говоришь?

–  Не притворяйся, я все знаю.

–  Ты не можешь подозревать меня.

Надя заплакала и упала на постель. В дверь просунулась голова Ефросиньи Петровны.

–  Господь с вами, чего вы ссоритесь?

–  Это не твое дело. Уйди, - сказал Василий.

–  Чего ты расстроился так?!

–  Прошу, мама, не вмешивайся в наши дела. Ефросинья Петровна вошла в комнату, склонилась над плачущей невесткой, погладила ей волосы, провела ладонью по плечам.

–  Успокойся, деточка. Это он выпил лишку.

–  Если бы вы только слышали… - тяжело содрогаясь всем телом, проговорила Надя.

–  Слыхала я все. Блажь нашла на него.

За весь вечер у Василия накопилось много горечи, и ее надо было выплеснуть наружу. Он слышал, как отец жаловался на него Николаю.

–  Мама, уйди отсюда, - снова попросил Василий.

–  Не уйду. Зачем ты на нее так?

–  Не твое дело.

–  Бессовестный ты, - сказала она и заплакала. В дверях показался Иван Данилович, лицо его было хмуро, усы грозно шевелились.

–  С бабами воюешь?!
– проговорил он.
– Герой перед бабами, а там, где надо драться, ты в кусты. Не позволю безобразничать! Слышишь, не позволю!

Ефросинья Петровна загородила ему дорогу.

–  Господь с тобой! Иди спать.

–  Пусти, мать! Я поговорю с ним.

Надя встала и тоже принялась уговаривать старика, чтобы он шел спать. Василий молча стоял у двери.

–  Я тут для всех чужой. Вы все ненавидите меня.

–  Тебе должно быть стыдно, - сказала Надя.

ОТЦЫ И ДЕТИ

После грозы обычно наступает погожий день, легче дышится воздухом, очищенным грозой.

Василий на второй же день попросил у Нади прощения. Он признался, что ревнует ее к Николаю потому, что любит. Надя рассеяла его сомнения и тревоги, и он поверил, что она любит его и не способна запятнать свою честь, честь семьи. Они помирились.

Труднее было примирить Василия с отцом. Они не разговаривали несколько дней, и от этого в доме всем было неловко и трудно. Надя настаивала, чтобы Василий попросил у отца прощения. Тот долго упорствовал, но под конец сдался. Примирение состоялось, и все облегченно вздохнули. И все-таки Надя чувствовала, что в доме мир временный, что между мужем и свекром есть что-то такое, что рано или поздно снова приведет их к более крупной ссоре.

Василий никогда не думал, что его книга так тепло будет встречена читателями и критикой. Книгу заметила «Литературная газета». Потом в журналах появились положительные рецензии. Книгу переиздали массовым тиражом.

Первое время Василий даже растерялся от столь неожиданного успеха. Не раз он добрым словом вспоминал своего редактора. Иногда даже думал, что этот успех предназначался не ему, что он случайно, по какому-то счастливому недоразумению стал его обладателем.

Знакомые продолжали хвалить его книгу. И Василий, опьяненный славой, постепенно начал верить, что он талантливый писатель. Кому не вскружит голову безудержная хвала! Работа в конструкторском бюро, завод, общественная работа как-то незаметно отодвинулась на второй план. Приходили мысли - оставить работу на заводе и стать только литератором.

Как- то Василия пригласил к себе в кабинет директор завода. На этот раз он встретил его не сидя за столом, как обычно встречал посетителей, а у двери. Энергично пожал руку, усадил в кресло. Спросил о семье, о творческих делах, передал привет от Таисии Львовны.

–  Читал твою книжицу, читал. Хорошо написана! Поздравляю с успехом. У нас редко пишут о заводах хорошие книги. Директоров показывают либо дураками, либо бюрократами, мешающими работать производственному коллективу. И все потому, что писатели не знают производства, - говорил Геннадий Трофимович. Он искренне восторгался книгой, потому что в ней директор завода был выведен умным, расчетливым хозяйственником, прекрасным коммунистом, который за административными делами не забывает о нуждах рабочих. Торопов показал директора не таким, каким тот был на самом деле, а каким должен быть и в то же время приближенным к натуре. Пышкин и его жена были убеждены, что автор списал их с натуры.