Но вот авторы выступили с обличительной статьей, их поддержала редакция. Пышкин обрадовался этому, и на одном из производственных совещаний заявил, что он всеми мерами будет поддерживать изобретателей. Однако после выступления в той же газете начальника главка растерялся, не знал, какую занять позицию. Доводы начальника главка казались ему убедительными. Неужели там, в главке, все ошибаются, а правы молодые инженеры? Он был далек от мысли, что в главке и министерстве могли формально подойти к проекту. Нет, работники там сидят крепкие, проверенные, в бюрократизме их обвинить может только обиженный.

Пышкина, как руководителя завода, беспокоило то, что ему теперь нельзя отмолчаться в этом деле, тем более, что газета в первой статье писала, что изобретение одобрено дирекцией завода.

–  Вот черти, затеяли историю на мою голову, как будто мне без этого делать нечего, - говорил он, шагая па кабинету. И вдруг поймал себя на том, что у него не лежала душа поддерживать Горбачева. У парня язык, как у кобры зубы. Не прошло еще ни одного собрания, ни одного совещания, на котором Горбачев не критиковал бы его, директора завода. Сует свой нос во все щели. «В конце концов при чем тут я. Есть же у нас БРИЗ и главный инженер. Пусть они и занимаются изобретением», - сердито думал Пышкин.

Он щелкнул рычажком небольшого кабинетного коммутатора, поднял трубку.

–  Павел Захарович? Привет, милый, привет! Не сможешь ли заглянуть ко мне? Жду!

И опять прошелся вдоль стены, заложив руки за спину. На душе у него было тревожно. Ему и без этой глупой истории хлопот полон рот. Производственный план завода под угрозой срыва. Поставщики не присылают вовремя электрооборудование, из-за перебоев транспорта задерживается доставка чугуна, леса, топлива. Каждый день приходится в десятки адресов писать, звонить, телеграфировать, просить, требовать угрожать. В главке только и знают, что спрашивают выполнение плана, а в каких условиях выполняет их завод - это их не интересует. Навыдумывали этих снабов, междуведомственных барьеров, - черт ногу сломит. А тут еще эта канитель с изобретением.

«Поручу Ломакину заняться этим делом, - думал Геннадий Трофимович.
– Горбачев - член парткома». И сразу тяжесть свалилась с плеч директора.

Вскоре в кабинет вошел невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти, с большой лысой головой.

–  Читал статью начальника главка?
– спросил Геннадий Трофимович.

–  Как же, читал, - ответил секретарь парткома, присаживаясь к столу.

–  Ну, каково твое мнение, дорогой?

–  Дело щекотливое, - в раздумье проговорил Ломакин, поглаживая лысину.

–  Вот именно щекотливое, - подхватил Пышкин.
– Наши ребята в статье перегнули палку, ну, а начальник главка дал отпор. Мужик он умный и серьезный, один из старейших работников главка. С ним в министерстве считаются.

Ломакин посмотрел на директора.

–  Проект-то мы с тобой одобрили.

–  Мы могли и ошибиться. Тут я определенно передоверился Тараненко, - ответил Пышкин.
– Им-то наверху виднее.

–  А мне кажется, Геннадий Трофимович, что нам тут, внизу, виднее. Мое мнение - надо поддержать наших товарищей, - сказал Ломакин.

–  Ну, как?

–  Напишем с тобой в ЦК.

–  Почему в ЦК? Нет, это уж по твоей партийной линии, а я буду действовать по своей. Буду в Москве, зайду к заместителю министра, поговорю.

–  Я думаю, обе статьи надо обсудить на парткоме. Пригласим Тараненко, ведущих конструкторов, изобретателей, рационализаторов. Послушаем, что скажет народ, - сказал Ломакин.

КОНФЛИКТ ОБОСТРЯЕТСЯ

Павел Захарович партийным работником стал два года назад. До избрания его секретарем парткома он работал начальником ОТК, был инженером с большим производственным стажем, на заводе - со дня его пуска, хорошо знал производство. После избрания секретарем у Ломакина месяца два происходили стычки с директором. Ломакин на каждом шагу новой своей деятельности чувствовал, что Пышкин старался во всех принципиальных вопросах навязать ему свое мнение, свое решение, свою волю. Но так как у Пышкина было твердое правило жить со всеми в мире, a Ломакин оказался человеком не слишком покладистым, в отношениях между директором и секретарем парткома наступило длительное затишье.

Ломакин из опыта знал, что новое часто с трудом пробивает себе дорогу. Он был убежден в ценности изобретения и решил отстаивать его. Посоветовался с главным инженером завода Пастуховым, человеком, знающим дело и очень осторожным. Как председатель заводского БРИЗа, тот высказал мнение, что в принципе изобретение Горбачева и Торопова интересно, a если есть какие недоработки, то их можно устранить. Такое же мнение высказал и Тараненко.

Обсуждение обеих статей Ломакин вынес на расширенное заседание партийного комитета. Пышкин на заседание не пришел, его вызвали в обком. Но зато пришел секретарь райкома и заведующий промышленным отделом горкома партии.

Ломакин зачитал обе статьи. Первым слово попросил начальник механического цеха Медведев. Он выразил сомнение в ценности изобретения.

–  Я и мысли не допускаю, что в министерстве бездушные люди, враги передовой техники, - говорил; Медведев.
– Это все равно, что рубить сук, на котором сидишь. Если бы там работали чиновники и проходимцы, у нас не было бы в промышленности того, что мы имеем сегодня.

–  Нельзя ли конкретнее высказать свое мнение о проекте Горбачева и Торопова?
– спросил Тараненко, сидевший в дальнем углу зала.