–  А-а, - певуче протянул Тараненко.
– Но его заново переделал завод, который принял заказ. И выходит, что мы с вами были правы.

–  Так что же, дорогой, прикажете делать, а?

–  Вернуть проект главку. Нехай ему черт!

–  А вы, дорогой, все-таки не спешите с выводами. Проверьте еще раз. Дайте ведущим конструкторам. Ум хорошо, а десять лучше. Тут надо десять раз отмерить.

–  Добре. Сделаем, десять раз отмеряем.

Тараненко был прав, станок нуждался в значительной доработке. Пышкин позвонил в главк, сообщил, что заказ в таком виде принять нельзя. Оттуда последовало указание: срочно устранить недостатки и готовить станок для серийного производства. И вот конструкторское бюро, понукаемое директором, переключилось на доведение станка с лихорадочной поспешностью. Пышкин, шумный и оживленный, два-три раза на день забегал к конструкторам, полушутя, полусерьезно говорил:

–  Ну что, добры молодцы, копаетесь? Главк бомбит телеграммами, а вы не можете раскачаться. Темпов не вижу, милые, темпов!

–  Не понимаю, как могли одобрить недоработанный проект? Боюсь, что ничего не получится. Его надо делать заново, - отвечал Тараненко.

–  Ну, ну, голубчик, - улыбался своей добродушной улыбкой Пышкин.
– Не будьте скептиком. У кого не бывает просчетов.

–  Сидят там дармоеды, оторванные от производства, - брюзжал Тараненко.

–  Ай-ай-ай, какой вы сегодня злой, Иван Федорович! Нехорошо, нехорошо, голубчик.
– Пышкин качал головой, не переставая улыбаться. Его никто никогда не видел хмурым, раздражительным и злым.

–  Нет чтобы конкретно руководить производством…

–  Вы, дорогой Иван Федорович, везде и всюду видите бюрократизм. Нельзя так. Вот что, дорогой, давайте темпы. Страна ждет новый станок. Темпов не вижу, темпов!

Геннадий Трофимович умел в шутливой, веселой манере требовать от своих подчиненных. Он никогда не повышал голоса, даже разнос он делал улыбаясь. Вынесет выговор и тут же скажет:

–  Ай-ай, как нехорошо! Как же вы это, а? Сплоховал, сплоховал, голубчик. Надеюсь, этого больше не повторится.

В главке и министерстве Пышкин был на хорошем счету, завод выполнял планы, продукцию выпускал качественную, работал рентабельно, давал много экономии.

–  Добряк!
– отзывались о нем рабочие.

–  Дипломат!
– говорили инженеры.

Проект станка доработали в конструкторском бюро. Тараненко скрепя сердце под нажимом Пышкина-подписал его. Станок отличался громоздкостью, сложностью регулировки. Но заказ был срочным.

Когда станок был собран и поставлен на испытание, вот тут-то и обнаружились все минусы: он оказался очень капризным.

–  Ой, наберемся мы с ним хлопот, - почесывая висок, сказал Тараненко Пышкину.
– От рекламаций не будет нам житья.

–  Рано еще панихиду петь, дорогой. Надо изучать его характер. Может, кое-что на ходу доделаем,- ответил Пышкин.

И снова начались доделки.

–  Вот навязали нам чертяку на наши головы,- ворчал Тараненко.

После многочисленных доделок и доводок на ходу приехала на завод приемочная комиссия. Тараненко по опыту знал, что члены приемочной комиссии обычно придирчивы к новым маркам станков, поэтому очень беспокоился за судьбу станка. Однако, к его удивлению, комиссия довольно снисходительно отнеслась к первенцу, благословила его, и он пошел в производство без дополнительных стационарных испытаний. Вскоре завод получил первые рекламации.

–  Вот вам, Геннадий Трофимович, и новый «гроб». Не було бабе хлопот, так вона купила порося, - сказал Тараненко.

На румяном, добродушном лице Пышкина мелькнула горькая улыбка. В душе он считал себя виновником во всем. Надо было отказаться от этого заказа, тем более его предупреждал главный конструктор. Но он не сделал этого, доверился авторитетному мнению работников главка, научно-исследовательскому институту. А тут еще спешка. Но Геннадий Трофимович был не из тех, которые берут на себя вину.

–  Проект-то был одобрен институтом и главком, утвержден министерством, - напомнил Пышкин.
– Рано еще нам отчаиваться, дорогой. Заводы просто не успели освоить станок. У нас при испытании он дал неплохие результаты. Придется послать своих людей, пусть помогут наладить. А нет, пусть главк пришлет авторов проекта, - сказал Пышкин.

–  Мой совет: чем скорее снимем его с производства, тем лучше. Нехай ему черт!

–  Крайности, дорогой, крайности! Мы его еще испытаем у себя, может, кое-что подправим.

Николай Горбачев в это время работал в сборочном цехе за бригадира участка, где собирался злополучный станок. Еще при сборке он видел в новой модели много недостатков, просчетов, хотя замысел был хороший. Приблизительно над таким же типом универсального станка работал и он с Василием.

Вечером Николай развернул чертежи и долго рассматривал их. «А ведь мы были на правильном пути,- подумал он.
– Пожалуй, есть смысл продолжить работу».

Днем он зашел в конструкторскую. Василий сидел за своим столом, производя на бумаге математические расчеты.