Шрифт:
– Что?! Это?! Это – мой девиз?! Да вы издеваетесь?! Я не буду…
– Решение внеочередного экспресс-заседания коллегии герольдов окончательное и обжалованию не подлежит, - снова пожал плечами Воган. – И не понимаю, что вам не нравится. Вы ведь только что возмущались гербом.
– Я…
– Было приятно познакомиться, - невозмутимо соврал посетитель и подал знак юноше, уже собравшему документы.
Пока менестрель размышлял, соврать в ответ или сказать всю правду, герольды откланялись, оставив его в отчаянии смотреть на два слова, выведенных крупным шрифтом на весь лист: «Маленький и мягкий».
Впрочем, отчаяние Кириана продолжалось недолго: не прошло и минуты, как Фелан впустил в зал очередного посетителя. Им оказался Нис, кастелян замка Айлилл, родового гнезда Кириана со вчерашнего дня. При одном взгляде на кучу гроссбухов, внесенных вслед за ним тремя деревенского вида парнями у барона Айлилл сердце сжалось в испуганный комочек скомканного пергамента и попыталось осуществить самосожжение – но поздно. Ушатом холодной воды на него уже вылилось:
– Вы, как наш новый хозяин, человек высоко начитанный и просвещенный, как я узнал, должны срочно сказать, оставляем мы приозерное поле под паром или засеиваем, и если засеиваем, то чем: озимой пшеницей, рожью или люцерной! Время уходит! Последние дни стоит вёдро!
– Какие… вёдра стоят? – опешил под натиском сельского хозяйства менестрель.
– Я говорю, дождя нет пока!
– Да… Погодка явно не октябрьская выдалась, - не понимая, с чего Нис перешел с разговора о каких-то ведрах на дипломатическую беседу о погоде. Не иначе, как что-то задумал.
И не ошибся в своих предположениях.
Кастелян задумал грандиозную перепланировку замка, сада, расположения полей, конюшен, псарен, пасек и свинарников, а также горел от нетерпения узнать мнение нового хозяина по всем вопросам – от сорта семян моркови, которые им нужно будет закупить, до метода вспашки паров.
На испарениях, которые надо зачем-то пахать, Нис потерял менестреля окончательно, но, не понимая этого, еще два часа упрямо раскладывал перед ним, как пасьянс, чертежи, схемы, расчеты и цитаты, сыпля как из рога словарного изобилия «недородами», «недоимками», «отелами» и «окотами». Но едва бедный, готовый к взрыву мозг Кириана уцепился за знакомое слово и тихо начал соображать, разводят ли в его хозяйстве и кошек тоже, и если да, то на мясо или на шерсть[19], как новый заряд терминов погрузил его в глубокий ступор. «Гостианум», «богара», «каныга», «регнерия», «афитис»… Похоже было, что Нис заговорил на неведомом языке. Когда дело дошло до запольных участков, запряжки лошадей, запуска коров, заравнивания оросителей, зарастания каналов, зарыбления прудов, запаривания кормов, задержки последа и засоления почвы, Кириан решил, что хуже уже некуда. Но когда разговор зашел о таких вещах, как займы, финансирование, заклады и залоги, менестрель малодушно запросил пощады.
– Всё! Хватит! Стоп! Довольно! Приходи завтра! Нет, послезавтра! А лучше – через три дня! К этому времени меня уже убьют, и будет полегче.
– Что?.. – осекшись, приоткрыл рот кастелян.
– Потом, говорю! – тоскливо взвыл миннезингер, выскочил из-за стола, и с прытью, развить которую без вмешательства кошхи он и не чаял, помчался к двери.
– А поле?.. – жалобно воззвал ему вслед кастелян. – Что с ним делать?
– Пусть лежит! – обернулся поэт, в последнюю секунду уклонился от столкновения с косяком и вылетел в коридор.
Ощущение абсурдного вязкого сна, мягкого кошмара, в котором что бы он ни делал, всё было не так, и приводило только к новым неловкостям и конфузу, снова накатило на менестреля, и сердце его мучительно сжалось. Вот сейчас за этой дверью всё кончится и он сможет, наконец-то, проснуться и понять, отчего чувство неправильности, потери чего-то – или кого-то важного и необходимого не покидало его ни на минуту с самого утра, вот сейчас, сейчас…
Но за дверью, кроме Фелана, никого не было.
– Никого больше ко мне сегодня не пускать!!! – выкрикнул Кириан и, прихрамывая на отсиженную ногу, помчался в холл.
И столкнулся с посыльным из шляпной лавки, едва разминувшись с тремя посыльными из лавки готового платья и двумя из парфюмерной. Уворачиваясь, бард налетел на посыльного из лавки обувной и на посыльного из лавки чулочной, которые наступили на ноги тоже посыльному, но, судя по почти пустым рукам[20], из лавки ювелирной.
Секундой позже он понял, отчего до сих пор Свинильды не было видно и слышно.
– Киречка, солнышко мое белобрысенькое! – вынырнув из-за спин посыльного авангарда, с восторженным придыханием проворковала его невеста. – Пока ты занимался государственными делами, мне стало скучно, и я решила немножко прогуляться… совсем недалеко! И по дороге заскочила в пару лавчонок… ну и не могла уйти с пустыми руками – хозяева обиделись бы, а обижать соседей нам с тобой резона нет, ведь правда? Ну и прикупила всего понемножечку… К тому же у меня совсем надеть нечего, и обуть, и колечко твое с топазиками я всё равно уже продала, так что новое надо было, а лучше несколько, десяточек, не больше, а к ним всего по три парочки сережек, и колье, и браслетики, и бриллиантик, который ты мне на свадьбу обещал…