разгар веселья к нам в домик зашла смелая Розочка, и прежде чем все

пришли в себя от удара ее красотой и смелостью, протянула Лене… бутылку

вина:

«Вот, Леонид Дмитрович, долг вам возвращаю! Большое спасибо!» - и

одарила его бесподобной улыбкой!

В другое время, будучи при исполнении обязанностей начальника

отряда и в состоянии трезвом, Леня напустил бы на себя серьезность и мог

бы просто бутылку забрать, оставив девушку без ответа. Сейчас же, в

состоянии полной расслабухи, он, как и остальные мужики, расплылся в

улыбке и показал рукой на кровать, рядом с единственной в нашей компании

женщиной – Томочкой:

«Какой у нас гость! Присаживайся, красавица! А бутылку на стол!»

Все на Розочку уставились, в ожидании, на что решится. Она же, пожав

плечиками и изобразив на лице смущение, которое никогда и никто у нее не

замечал, рядом с Томочкой присела и бутылку на стол поставила. После чего

та Леней была вскрыта, вино разлито по стаканам, и провозглашен

подобающий моменту тост:

«За наших женщин!»

Выпили без возражений, хотя было понятно, кого тост касался в

большей мере – за Томочку мы уже выпили раньше и не раз. И за столом все

как то попритихли, не зная, о чем с красавицей-гостьей можно поговорить, а

не просто пялить на нее глаза. Розочке такое положение точно не

понравилось, не привыкла она, что б мужики к ней не приставали все сразу и

по очереди, и наверное ждала, кто первый из нас не выдержит. Не выдержал

62

самый старший – Егорыч. Для которого красота Розочки была лишь фактом, а

не стимулирующим толчком к последующим действиям. Он и предложил:

«Пора перекурить, мужики!» - и начал из-за стола выбираться. К моему

удивлению, остальные тоже начали подниматься и из домика выходить.

Никто рядом с Розочкой остаться не согласился! Побаивался ее народ, после

всех приключений в отряде!

Пришлось девуле из домика тоже выйти, и – даже я это пропустил –

незаметно исчезнуть. И, с перекура вернувшись, никто о ней уже не

вспоминал.

Вечером долго лежал в кровати и не мог заснуть. Что же мне делать

дальше? Принять, как и другие, что партизан – наш канавщик Гриша, и на

этом деле поставить точку? Или же продолжить считать его подставой, а

исполнителем преступления другого, тоже канавщика, с большой ногой? Так

ни к чему и не пришел.

Часть семнадцатая.

Ажиотаж вокруг событий в отряде начал затихать, и я, наверное,

остался единственным, кто в официальную версию, что партизан – это

канавщик Гриша, не поверил. И продолжал бы фантазировать, как личное

убеждение подтвердить, если бы не неотвратимо приближающееся для меня

событие: рождении ребенка. Как у православных принято, я обязан

организовать праздничный стол для друзей и товарищей. А как к нему

подготовиться? Только прокатиться до партии, вернее до магазинов, и

затариться всем, абсолютно для такого момента необходимым. Вечером у

начальника отряда поинтересовался:

«Когда машина в партию планируется?»

«Тебе зачем? Там никто не ждет, а здесь развлечений сколь угодно: взял

ружье, и пошел. Для столовой сайгака не добудешь – так волку зайца на

прокорм застрелишь!» - Леня уже знал, что бедолагу я взял на содержание.

«Забыл, где у меня Света?» - напомнил, что жена может уже в роддоме

лежать.

«Вот ты о чем!» - Леня заулыбался, - «Ничего не забыл, но сам знаешь,

что просто так отправлять машину за двести км я не могу. Так что дождемся

телеграммы, что у тебя наследник появился - Павел Петрович ее сюда

отправит без задержки, вернее всего бензовозом. Или Игорь Георгиевич сюда

– ради такого случая, тебя успокоить – с проверкой приедет, карты наши

посмотреть. Тогда в партию и смотаешься», - заметил, что радость из меня не

брызнула, и покачал пальцем, - «Не торопись. В таких делах водку раньше

времени не закупают – примета плохая, мало ли что. А Светочка разродится –

в партию во всех случаях съездишь, телеграммку поздравительную