слишком маленькая. На брелок хватит, не больше», - улыбнулся, - «Не знаю

для кого, но одной из наших женщин подарок готовит!»

Я тоже поулыбался, потому что мелькнула мыслишка: уж не Розочке ли

брелок предназначен. Но не очень бы удивился, увидев его на шее красавицы,

рядом с крестом Ромочки. И от Виталия потихоньку слинял.

Только…что-то с брелком не то. Тощий, высокий, худой, да еще и

бывший зек – вряд ли на его безделушку хоть одна из молодых отрядных

женщин клюнет, даже смелая Розочка. Да и возраст у работяги… - короче

говоря, для молодых девушек в отряде и молодых ребят хватает.

Другой на моем месте быстро бы успокоился и о этом чертовом брелке

забыл, а я никак забыть не мог. И поздно вечером, уже в кровати, навестила

меня подозрительная мыслишка. Основания в нее поверить, были

слабенькими, но все же были: вспомнил я, что в день знакомства с Палычем,

когда он показывал мне выкопировку из карты по маршруту через полигон

наших славных вояк, в бардачке машины у него лежал Макаров, у которого

на одной из пластмассовых накладок на рукоятке не так и маленький кусок

был отколот и отсутствовал. И не делает ли зек-умелец ей замену из

пластмассовой пластинки, выпрошенной у Виталия?

Черт те что. Придумать такое. Но …бывший зек, из-за большого

размера носимых им сапог был у меня подозреваемым, потому вторая

навестившая голову мыслишка показалась возможной для реализации:

незаметно подсмотреть, что бывший зек-умелец втихаря выпиливает. А еще

важнее – к чему свою поделку примеряет. Потому что если действительно к

пистолету – то тот где-то рядом с этой канавой должен и лежать, а я его

просто не нашел, хотя все вокруг излазил.

Настроение у меня повысилось, шансы доказать, что бедный Гриша

отнюдь не партизан, а талантливо на это звание подставленный невинный

ягненок, резко возросли. Но три дня я ничего сделать не могу – бывший зек,

если он действительно ремонтирует пистолет, то занимается этим только по

воскресеньям, когда кроме канавщиков никто рядом с ним точно случайно не

появится, и также случайно на спрятанный пистолет не наткнется. Ну а я,

сами понимаете, возле канавы бывшего зека устроюсь заранее. И даже не

рядом с ней, а подальше, в укромном месте и с биноклем.

65

Два дня после работы я в отряде просидел. А в субботу – навестил

канаву, и оборудовал засидку, откуда можно незаметно наблюдать за

канавщиком. Если повезет – он мне и укажет место, где прячет – если я

правильно мыслю - Макаров.

В воскресенье утром в столовую прибежал первым, после завтрака

попросил успевшего проснуться Леню открыть сейф, вытащил свой

законный револьвер, и на вопрос начальника для чего он мне, с серьезным

видом заявил:

«Что бы точно решить, кто у нас партизан: Гриша, или тот, кто оставил

на дороге отпечаток большого сапога».

«Никак не угомонишься, хочешь кого-то выследить», - догадался Леня,

– «Ладно, успокой душу. А вернешься – все мне расскажешь!» - свою душу,

оказывается, он успокоить тоже не против.

В засидке я пролежал ровно семь часов. Час – пока дождался

канавщиков, и шесть – пока они трудились в канавах. Отлежал все тело,

очумел от солнца, спрятаться от которого было невозможно, до последней

капли выпил воду из фляжки.

Бывший зек сразу от канавы пошел в мою сторону, прошел совсем

близко – и я вжался в землю – подошел к развалам камней, и возле одного из

них начал шарить. Вернулся к канаве со свертком, распалил костерок и

поставил на него банку с водой. А потом сверток развернул – и все стало на

место: в руке у него был Макаров. Вот он, преступник и убийца Гриши!

Часа полтора он сидел возле костерка, что-то на пистолете подправляя

не то ножом, не то напильником, периодически из жестянки хлебая

уважаемый всеми зеками, даже бывшими, чифирчик, и часто внимательно

осматривая все вокруг. Что бы не пропустить неожиданного случайного гостя

из его коллег-канавщиков, работавших хоть и не в пределах прямой