— Кого вы боитесь? — спрашиваю в лоб. — Тех людей, что ваш сынишка видел на дороге?

— Нет, — сообщает он вполголоса.

— А кого?!

— Боюсь… — шепчет Водитель.

— Нет, вы уж, пожалуйста, скажите, — напираю я, подумав, что имею право знать, если это касается меня. А я почти уверен, что касается.

Наконец, Водитель собирается с мужеством:

— Он меня заставил… — выпаливает мужчина. — Я не хотел, но…

— Заставил что?

— Ну, сбить тебя…

Это что-то новое. Секунду перевариваю смысл брошенной им фразы, затем на ум приходит сцена в салоне автомобиля, подсмотренная мной глазами его сынишки. Когда мужчина за рулем конвульсивно дернулся, и машина потеряла управление.

— Кто вас заставил? — охрипшим голосом спрашиваю я.

— Я не могу сказать, — шепелявит Водитель.

— Однако, вам все же придется.

— Ты Дознавателя помнишь? — неожиданно спрашивает он.

— Какого Дознавателя?

— Того, что к тебе в больницу приходил…

— И что с того?

— Это он хотел твоей смерти…

— Он? — в горле першит, мне приходится откашляться. — Но зачем ему было желать мне смерти? Что я ему сделал?

— Ты — ничего. Он тебя из-за твоей бабки ненавидел.

— Из-за бабушки?! — поражаюсь я. — А она-то ему чем насолила?!

— Не знаю…

— Но ведь должна была быть какая-то причина?

— Темная история, — Водитель судорожно сглатывает слюну. — И давняя очень… с войны еще тянется…

— Вы хотите сказать, они были знакомы с войны?!

— Знакомы?! Ну ты даешь, малец! Они ж были сводные брат и сестра! Они вместе выросли, в одном доме у приемных родителей. Оба осиротели в войну, что, понятно, немудрено, принимая в учет, сколько народу тогда полегло…

— Брат и сестра?!!

Вот это новость…

Я так потрясен, что, на мгновение, забываю о чудовище, преследующем меня по пятам, хоть, расслабляться, понятно, нельзя, оно где-то рядом, преследует меня по пятам.

— Брат и сестра?! — повторяю я, придерживая его за руку. Но, похоже, большего мне не узнать. Проблеск сознания исчезает с его лица, передо мной снова оживший манекен, повторяющий с упорством автомата:

— Поешь супа, а? Хороший суп, жена сварила. Тебе после аварии надо…

Неожиданно что-то падает на пол. По звуку, словно игральная кость. Опускаю глаза, вижу на темном деревянном полу коренной зуб. Он вывалился из его рта, откуда еще?

— Ой, — доносится из-под прижатой к губам ладони. — Ох! Зря я тебе это рассказал. Ох, не надо было мне. Он же меня предупреждал…

Еще несколько зубов составляют компанию первому. Испуг на лице несчастного водителя уступает место гримасе панического ужаса. — Теперь они меня накашут! — стонет он. Нафсехта ждесь оштафят!

— Где, здесь?! — выдыхаю я.

— Ф карантине, — плачет Водитель. — Рядом ш ними…

— С кем? — кричу я, но бедняга вряд ли улавливает суть вопроса. Ему становится не до меня. Кожа на его лице съеживается и чернеет, как кожура гнилого банана. Волосы клочьями лезут из черепа, потухшие глаза западают в глазницы. Банка с супом зеленеет, внутри теперь — одна отвратительная плесень.

— Я не хоцю стесь бойсэ оставатца!!! — шамкая разлагающимися губами, выдавливает несчастный.

Пятясь, в смятении прижимаюсь спиной к стене. Она преграждает путь к отступлению. Хочу зажмуриться, но перебарываю это желание. Это все равно ничего не даст. Секунду стою, чувствуя лопатками и позвоночником, как быстро холодеет кирпичная кладка. Значит, монстр подобрался вплотную, мгла обволакивает нас обоих. Банка, в которой был суп, падает вместе с оборвавшимися черно-зелеными фалангами пальцев, лопается, ударившись о доски.

— Пфости мефя!!! — заклинает водитель.

С огромным усилием сбрасываю с себя оцепенение.

— Я прощаю! Я никогда не держал на вас зла, мне очень важно, чтобы вы знали это! — кричу я. Затем, с трудом отвожу от него взгляд и, проскользнув мимо, несусь по коридору не оглядываясь.

Под подошвами хрустит иней. Ледяной воздух обжигает легкие, изнемогающие от быстрого бега. Сам того не осознавая, постоянно повторяю только что услышанную фразу, будто какое-то магическое заклинание:

— Я не хочу здесь оставаться… я не хочу здесь оставаться…

Коридор, после очередного поворота, счет которым давно потерян, заканчивается тупиком. Не тупиком в прямом понимании этого слова. Тупиком для меня.

Впереди пол переходит в выщербленные ступени, их где-то с десяток. Они спускаются к старой дубовой двери, расположенной приблизительно в полутора ниже уровня коридора. Впрочем, и без этого ясно, дверь ведет в подвал старинного, возведенного еще до революции особняка. Выцветшие, но по-прежнему прочные дубовые доски перехвачены потемневшими от времени стальными пластинами-стяжками, вместо дверной ручки и звонка — тяжелое медное кольцо с тусклыми пятнами в тех местах, где его чаще всего касались пальцы входивших в подвал людей. Чуть ниже — дужки для навесного замка. Его самого нет, вероятно, дверь не заперта, однако я откуда-то знаю, мне в нее нельзя. За ней — страшное место. Оно кошмарнее ледяного спрута, охотящегося за мной.