Поэтому я просто спокойно поздоровалась — привстала, пожала протянутую руку, другой рукой едва успев подхватить подушку. София-Елена манёвр с подушкой заметила, но благородно промолчала. И вообще, села рядом со мной. И с каким-то совершенно невероятным интересом стала меня рассматривать. Я смутилась и, кажется, слегка порозовела.

Молчание затягивалось. Когда под изучающим немигающим взглядом хозяйки дома стало уже совсем неловко, я бросила умоляющий взгляд на Шеррайга… И сердце застучало, как сумасшедшее, а щёки и уши опалило жаром. Оказывается, он тоже на меня смотрел, хоть и держал в руках газету. И как смотрел…

— Соф… — негромко позвал Шеррайг, правильно истолковав мой взгляд.

— Ой. Простите меня, Ая. — Она обворожительно улыбнулась, и я действительно её простила, причём за всё и сразу, и даже авансом за что-то ещё — загипнотизировала она меня, не иначе. — Я немного увлеклась. К сожалению, мне сейчас надо уйти, увидимся вечером за ужином. Приятно было познакомиться… — мурлыкнула она, поднимаясь.

И вышла из комнаты, приговаривая себе под нос «Надо же, как интересно. Нет, ну кто бы мог подумать…».

Я перевела взгляд на Шеррайга — он отложил газету, и сказал, поднимаясь:

— Мне тоже надо на пару часов уйти. — Немного помолчал и добавил как-то нерешительно: — Прекрасно выглядишь.

Сам он выглядел безупречно — вернул себе свой настоящий облик, за исключением разве что глаз и клыков, и был одет, в кои-то веки не в неизменный чёрный цвет, а в тёмно синий. И ему необыкновенно шло. Впрочем, к его настоящей физиономии всё шло.

Я прикинула расстояние и поняла, что подушка, даже если и долетит, существенного урона не нанесёт. Да и поймает её элронец, как нечего делать. Реакция у него отменная. Поэтому я смущённо опустила глаза и тихо попросила:

— Ты не мог бы ко мне подойти?

— Что-то случилось? — Удивился, но подошёл, остановился в шаге от меня.

— Да, — кротко сказала я, вставая и поднимая глаза. И от души врезала ему подушкой по голове. Даже успела пару раз, до того как он перехватил мою руку, настолько он не ожидал.

— За что? — Развеселился элронец, отнимая у меня подушку и возвращая на диван.

— За рыжие кудрявые волосы, — прошипела я и вцепилась ему в ухо.

При всей своей ловкости, элронец, видимо, редко имел дело с разгневанными женщинами — наверняка, смывался раньше, чем они оказывались близко, так что мне удалось потаскать его не только за ухо, но и немного за волосы, до того, как он надёжно зафиксировал мои руки.

— Вот точно тигрёнок… — Смеясь, сказал Шеррайг и поцеловал меня… в нос. — Мне правда пора, не скучай.

И я осталась одна. Впервые за неделю была предоставлена сама себе. Не надо было никуда бежать или ехать, не было рядом Шеррайга… И я даже немного растерялась. Впрочем, быстро взяла себя в руки и направилась на поиски кухни — голод не тётка, да-да.

Логика меня не подвела — кухня обнаружилась на первом же этаже, недалеко от столовой. В общем-то дом был сравнительно небольшой, так что долго плутать не пришлось бы в любом случае. И пока я прямо на кухне уплетала разогретый для меня суп — время обеда, как и завтрака, давно прошло, у меня созрел план дальнейших действий. Я собиралась наведаться в библиотеку, и поискать там что-нибудь про элронцев, проклятый лес и, собственно, проклятия.

Однако, первым делом, я всё же зашла в выделенную мне комнату, распустила наспех закрученную из мокрых волос кичку, и расчесала их, чтобы сохли. И полюбовалась собой в зеркале — оно тут было шикарным, в полный рост.

В обычной жизни я редко носила платья — денег хватало исключительно на практичную одежду, а платья, по моему глубокому убеждению, к таковой не относились. А они — платья, мне, оказывается, очень даже идут — удивлённо и как-то даже удовлетворённо отметила я, наслаждаясь своим отражением. Не сравнивать себя с арой Софией-Еленой было сложно. Вернее, это оказалось невозможным. Я была примерно такого же роста, но не обладала настолько белой кожей и пышными формами. Зато волосы были длиннее, и ресницы гуще — отметила я с каким-то мстительным удовлетворением. И зелёные глаза (ну, мои, то есть), нравились мне гораздо больше, чем тёмно-карие глаза Софии. Так что, в общем и целом, после знакомства с зеркалом в комнате моё настроение улучшилось.

Я честно узнавала где именно расположена библиотека — у кухарки, пока она разогревала для меня еду, но то ли я неправильно запомнила, то ли кухарка напутала в какой комнате меня поселили, то ли просто это сказалось проклятие моего географического кретинизма, но, отворив дверь, за который должна была быть библиотека, никаких полок с книгами я там не обнаружила. Зато обнаружила множество мольбертов с картинами, и ещё больше картин, просто стоящих на полу возле стен. Хорошо хоть не чья-то спальня — подумала я, и не удержалась — зашла посмотреть. Я медленно брела вдоль картин, пока вдруг, бросив взгляд в глубь мастерской, не наткнулась на внимательный и изучающий взгляд художника. Он стоял у одного из мольбертов, держа в руке кисть, и с интересом меня разглядовал.

— Ой, — сказала я, от неожиданности поднеся руку ко рту. — Простите. Я в библиотеку направлялась, но ошиблась дверью… и не удержалась.

— О, я только рад, если мои картины вызвали у Вас интерес. С удовольствием подарю Вам любую, которая понравится.

Я представила, как повешу вот, например, вот эту огромную картину в общежитии. Придётся пожертвовать окном. Или на потолок прибить. Потом представила как несу эту картину через проклятый лес, или как буду потом переезжать — с маленьким чемоданом и громадной пафосной картиной, и с трудом удержавшись от смеха, покачала головой: