Он и представить себе не мог, что за это время Ая решит выйти замуж.

Ая

Со мной что-то случилось. Что-то странное. И продолжало случаться тоже странное.

Я только-только открыла глаза, и тут же ко мне подошла мама. Мама??

— Что ты здесь… — «делаешь» хотела спросить я, садясь на кровати, но быстро поняла, что вопрос надо ставить по-другому: — Где я??

Небольшая, светлая, аккуратная комната с большим окном… Я ни разу тут не была. Взгляд наткнулся на эмблему Ордена Светлого Лика, и я, вздрогнув, ринулась осматривать руки и ноги — тут пустяковыми травмами не занимаются, да и маму вызвали, значит мне конец? С конечностями, вроде, всё было в порядке. Тогда проблема с головой? Не просто так ведь я ничего не помню?

— Ая! Вы очнулись! — при виде старшего целителя, так радующегося моему приходу в сознание, я вообще загрустила. Случай, видать, не рядовой. Пообещала себе стиснув зубы и скрепя сердце принять любую горькую правду, и мужественно спросила, почему-то жалобным голосом:

— Что со мной?

К горькой правде, как выяснилось, я оказалась не готова. Всего-то ударилась головой и потеряла память о последних месяцах, и та скоро восстановится. Мне, правда, казалось, что ушибы головы давно уже лечатся без таких последствий, но теория и практика, как говорится, вещи разные.

Отпустить обещали завтра, и мама хотела забрать меня домой, но я отказалась уезжать из столицы — вроде чувствовала я себя неплохо. Договорились, что я пару дней поживу в гостинице с родителями, а потом, если всё нормально, вернусь в общежитие — скоро уже должны были начаться занятия.

Мне вдруг ни с того ни с сего резко захотелось остаться одной, и я чуть не накричала на целителя и маму, — да что со мной такое? Видать, и правда головой где-то приложилась. Воспитания мне всё же хватило на то, чтобы пробормотать «простите-я-хочу-остаться-одна-пожалуйста», и меня удивительно быстро оставили в одиночестве.

Дышать как-то сразу стало легче. И, кстати, голове было как-то непривычно легко — внутренне холодея завела руку за голову… ни-че-го. Косы не было. Моей замечательной, толстой, красивой косы. А я даже не помню — как… И со мной случилась первая истерика. Увы, но далеко не последняя. Моё настроение вообще как-то штормило: я то любила весь мир, то дико всех ненавидела, то мне было всё-всё интересно, то не хотелось ничего. Я сдерживалась, как могла… но получалось как-то плохо.

Вымотанная истерикой я заснула, и мне приснился пугающе реалистичный странный сон: я была лесом. Волшебным, непостижимым и всемогущим. Но вдруг пришёл высокий стройный мужчина, с бледной кожей и невероятными серебряными глазами, такие глаза никак не могли принадлежать человеку — слишком хищные, слишком завораживающие, он позвал меня и стал говорить мне, что я — девушка, а не лес. «Такой красивый и такой глупый», — думала я-лес, и гладила его по щеке, а он улыбался, но как-то грустно.

Вечером мне принесли корзину цветов. Огромную корзину снежно-белых роз. «Выздоравливай. Твой Август Мэррой» — говорила приложенная карточка, и меня почему-то передёрнуло. Об Августе Мэррое я слышала, кто ж о нём не слышал? Но откуда он слышал обо мне?

И это была далеко не единственная загадка.

Меня выписали на следующий день, крайне неохотно, взяв обещание обязательно прийти, когда вернётся память, я даже начала волноваться — может, они не верят, что память вернётся? Я так и не знала при каких обстоятельствах пострадала моя голова. Последнее, что я помнила, — это направление на практику в проклятый лес. Оно вызывало у меня смешаные чувства: с одной стороны, лес — ожившая сказка, хоть и немного страшная, и мне очень хотелось там побывать, с другой — контингент в патрулирующем отряде тот ещё… Теперь же вдруг оказалось, что практику я прошла, но совершенно не помню как. А может, — мелькнула мысль, — это всё как раз последствия леса?

Когда мы приехали к гостинице, меня ждал ещё один сюрприз — на такую шикарную гостиницу у моей семьи денег не было, уже очень и очень давно.

— Мама, мы что, клад нашли? — попробовала пошутить я, застывая перед входом. Я вдруг почувствовала себя крайне неловко рядом с этой роскошью, всё же скромный образ жизни был мне куда привычнее.

— Её твой друг оплатил, — ответила мама и тут же, ойкнув, прикрыла рот ладошкой. — Мэррой? — безразлично спросила я, хотя мысль эта мне почему-то не нравилась.

— Нет… Ой. — Сказала мама и поспешила перевести разговор на другую тему.

Я рассеянно слушала и размышляла — ну надо же, сколько богатых друзей на меня свалилось. Вспомнить бы хоть одного.

— Кстати, нам вернули дворянство, — мимоходом сказала мама, открывая дверь в номер.

А я почему-то опять разрыдалась, хотя на самом деле была очень даже рада. Когда смогла успокоиться, стала спрашивать у мамы и папы что да как, но они, видимо, напуганные моей истерикой обещали всё рассказать потом, через месяц. Сказали лишь, что узнали только сегодня.

Ночью мне опять приснился странный сон. Я снова была лесом, но совсем немножко, больше всё же уже собой. Возможно, потому что находилась не в лесу. Я шла каким-то длинным тёмным коридором — там, в моём сне, тоже была ночь, а вокруг были… я не сразу поняла, что не так с людьми в комнатах вокруг, они были сумасшедшими. Почти как я. Ага. Тоже в разладе с самими собой. Я прошла через одну из дверей, и вздрогнула — на меня в упор посмотрели серебряные глаза из моего предыдущего сна.

— Ая? — позвал меня этот странный не-человек.