после долгой спячки оптимизм. Я даже жалею, что у меня нет, как у всех,

телевизора. Зато есть книги. Они стоят затылками в шкафу и ждут. От них все

мои несчастья. Открываю наугад. Неудачно. «Пришла тоска – моя владычица, моя

седая госпожа». «Черт» – говорю себе я и спускаюсь вниз за второй бутылкой. В

ней избавление. Спать я ложусь почти счастливый.

Единственное, что омрачает мое состояние – то, что я завтра проснусь.

БАБИЦКИЙ

– Что-то скучно сидим, - оглядел стол Бабицкий – Давайте «Интернационал»

что ли споем, - и он, гнусавя, затянул: «Вставай, проклятьем заклейменный…»

Мы переглянулись.

– Готов электрик. Ему больше не наливайте, - сказал Петя. Сундуков

понимающе кивнул. Потом Бабицкий исполнил детскую «Взвейтесь

кострами». А потом мы его уложили поющего спать, хотя он отчаянно

сопротивлялся. Так, что пришлось его даже связать. Мы тихо мирно допили

оставшуюся водку и тоже легли отдыхать перед завтра. Но это были только

цветочки.

Наутро Бабицкий продолжал нас удивлять. Поведение его было странным.

Взять хотя бы такой факт, что он отказался похмеляться. Открыл форточку и

стал делать зарядку с энергичными приседаниями. Потом затеял себе

постирушку и извел весь наш стратегический запас хозяйственного мыла.

Больше того, помыл везде полы. А в 11 часов случилось самое страшное. Когда

мы послали его за водкой, чтобы позавтракать, он на все деньги купил кефира. За

такие выверты даже в приличных домах обычно дают в морду, а тем более в

нашей квартире, но мы только насторожились. Тем более, не сразу поняли, в чем

дело. Может, думаем, водку как и молоко стали в пакетиках продавать. Новая

форма торговли, чтобы бутылки не бились. Сгоряча даже налили, а там этот

безобразный кефир.

– В натуре! А водка-то где? – растерялся Петя.

– Ребята, вам уже хватит, - мягко улыбаясь, сказал Бабицкий – Выпили

бутылочку на троих и хватит. Злоупотребление алкоголем вредит вашему

здоровью.

– Ты чего же, гад делаешь? Последние деньги… - завизжал Сундуков, сжимая

кулаки.

Но тут Петя сделал нам страшные глаза и, кивнув на спину Бабицкого,

покрутил пальцем у виска. Мы, потрясенные, замолчали.

– « Скорую» надо вызвать – убежденно сказал Сундуков. – Голову ему надуло.

Гонит он.

Петя был против и говорил, что пройдет само. Надо только отдохнуть.

– Сколько можно отдыхать! Он три года уже нигде не работает, - возражал

Сундуков.

Я связывал все с полнолунием и рассказал о своей тетке, которая сошла с ума,

узнав, что заболела шизофренией.

Решили подождать до вечера, потому, что утро вечера всегда мудренее.

Пока мы вели консилиум, Бабицкий куда-то слинял, оставив записку: «Я за

билетами в филармонию. Оттуда в библиотеку. Берегите себя. Вася».

– А что такое филармония? – спросил Сундуков.

– Придет, спросим, – сказал Петя.

Вернулся Бабицкий только к пяти. Оживленный такой, с книгами, но без

шапки. Книги назывались «Ребятам о зверятах», «Антидюринг» и стихи какой-то

Цветаевой.

– А шапку пропил? – с надеждой спросил Петя.

– Подарил, - беззаботно сказал Бабицкий.

Сундуков выразительно посмотрел на нас и пошел к соседям звонить. Через

полчаса счастливого и ласкового Бабицкого увезла «скорая». На следующий день

мы узнали, что у него что-то психическое с осложнением на всю голову.

Через недели три он выписался и приехал к нам совершенно здоровым, то есть

пьяным. На следующий день он пропил Петино пальто и шарф и украл у соседей

щенка – далматинца, которого тоже пропил. А вечером привел с вокзала

совершенно невменяемую проститутку и мы с радостью узнали прежнего

Бабицкого. Особенно рад был Петя, хотя проститутка и украла его будильник.

ОГУРЕЦ

У Семенова была цветущая жена, а сам же Семенов как-то незаметно отцвел. И

даже несколько облетел с головы. Обозначились нижние веки, уже животик, а не

живот, и осанка профессионального грузчика. Участились сексуальные срывы. И