Небольшая клиника гудела как улей: У-у... У-у...

С утра в ожидании приема в коридорах сидели только что освободившиеся из тюрьмы, с рюкзаками и старыми сумками на колесиках. Некоторые из них уже были под кайфом, умудрившись по дороге повидаться с наркодилером.

У-у... У-у...

Вспоминал ли я свои юношеские грезы, тревожившие мое воображение год назад? Когда-то, поступая в школу наркологов, я предполагал, что в недалеком будущем меня ждут встречи с художественными натурами, со звездами, страдающими от наркозависимости: Джим Моррисон, Владимир Высоцкий, Джими Хендрикс!..

Вот уж поистине все относительно в этом мире! С какой грустью я теперь вспоминал своих милых однокурсников! Почему я когда-то столь опрометчиво причислил их к уличной шпане, к хулиганам и уголовникам! Ай-яй-яй! Какими добрыми, отзывчивыми, благовоспитанными они мне теперь казались! Пузатый артист Рауль, загадочный тихоня Кевин, сентиментальный Роберт! Мой «американский брат» Марк! Где вы? Как же я, невежда, не смог оценить ваших достоинств? Да вы же, оказывается, были лучшими из лучших, первыми из последних. Самыми способными и упорными, сумевшими подняться на первую ступеньку из такой грязи!

Все нынешние пациенты сливались для меня в одно размытое лицо. Независимо от их расы и национальности. Среди них были афроамериканцы, белые, латиноамериканцы. Но чем-то все они были похожи друг на друга. Убогой ли одеждой? Огрубевшими лицами? Повадками? Прокуренными, испитыми голосами?

Больше всего меня поразили не их манеры и не внешний вид. Поразило содержание их речей. Нет, никто из них не орал и не призывал к насилию. Они никому не угрожали. Отнюдь нет. Скорее, их речи напоминали речи... философов, мыслителей.

Ну, разве что, в пылу выступлений, они порой крепко ругались, как бы настойчиво я ни призывал их к нормативной лексике. Зато как здраво они рассуждали о жизни! Говорили о том, что нужно управлять своими эмоциями и всегда слушать голос разума. Верить в Бога, жить в мире и гармонии с собой и людьми. Не замечать соринку в глазу другого, а стараться вытащить бревно из глаза собственного. Не загадывать о далеком будущем, но и не предаваться излишней скорби о днях прошедших. Правильно питаться, соблюдать правила личной гигиены. А главное, вот что самое главное, о чем все они говорили хором и порознь: не употреблять наркотики и не пить алкоголь! Ведь это же такое зло! Этот проклятый героин, проклятые кокс, крэк, трава, водка. «Если бы не эта отрава, я бы не развелся с женой, не потерял работу, не сел в тюрьму. Имел бы семью, работу, квартиру, машину. Был бы человеком. А теперь кто я? Пустое место. Е…й торчок, junky! Живу в приюте. Должен раз в неделю отмечаться в прокуратуре. Сдавать и там, и здесь мочу на анализы. Покупать еду по продуктовой карточке для нищих. И все из-за чего? Из-за кокса и водки. Но теперь-то я твердо стал на путь исцеления. Буду во всем соблюдать меру, слушать голос разума, жить в гармонии...»

Приблизительно так, в таком духе, звучали их речи.

Но почему же эти мыслители полжизни просидели в тюрьмах? Почему они, так рьяно осуждая наркотики, употребляли их десятки лет? Как согласовать их речи, исполненные гуманистического пафоса, с их уголовными преступлениями? С их обозленными лицами?..

Я припоминал обороты и фразы моих недавних однокурсников. Они говорили то же самое. Причем слово в слово! Мой американский брат Марк, не он ли столько раз советовал мне «во всем соблюдать меру; не загадывать о далеком будущем, а жить настоящим; всегда слушать голос разума и т. д.»? Уж не из одного ли источника мудрости почерпнуты эти советы? Быть может, существует свод универсальных правил, своего рода «Катехизис для наркомана», желающего излечиться?

Эта смутная догадка впоследствии оказалась верной. Но тогда четкого ответа у меня не было. Как не мог ответить я и на другой вопрос: куда и почему постоянно исчезают эти люди? Ведь они же находятся под прокурорским надзором. Тем, кто самовольно бросит лечение, грозит возвращение в тюрьму. Что же они – опять скитаются по городу, опять нюхают, курят, колются, пьют? Но ведь еще вчера, вот здесь, на этом самом месте, они так умно, так красиво толковали о вреде наркотиков. Неужели врали? Притворялись?

Вопросы, вопросы...

Таинственная улыбка Лизы

Мы делили с ней офис.

Ее родители давным-давно приехали в Штаты из Сицилии, а Лиза родилась в Америке. Смуглолицая, с черными, как вороново крыло, жесткими волосами, широким разрезом темно-карих глаз и чувственными губами, которые она красила яркой помадой. Впрочем, ее макияж, хоть и яркий, был выдержан в одном тоне. В манере одеваться Лиза пыталась подражать светским дамам, но до этого уровня не дотягивала, в ее «светскости» сквозила некоторая вульгарность.

Голос у Лизы был зычный, смеялась тоже очень громко. Сложена была несколько непропорционально, природа, создавая ее, допустила небольшие перекосы: ее бедра были слишком узкие, ноги – худощавые, зато плечи и талия – широкие. Но Лиз все-таки обладала вкусом, не зря же была итальянкой: подбирала одежду такого фасона, чтобы скрыть все свои внешние диспропорции. Несмотря на свои пятьдесят пять, могла порой нарядиться очень даже «секси» – явиться в декольтированном платье, приоткрывавшем ее пышную грудь.