Каждое утро суперинтендант нашего дома подметал тротуар возле подъезда. Он был удивлен, когда я сказал ему, что вот эти пустые целлофановые пакетики, которые он сметает в мусор, – из-под героина (в нашем доме, на третьем этаже, жил парень – мелкий драгдилер, который не только продавал, но и сам подтарчивал).

Я встречал своих пациентов – бывших, нынешних и будущих – в парикмахерских, барах, автомастерских. Конечно, возле ликероводочных магазинов. Я заходил с Викой в дорогой бутик на Парк-авеню и внезапно замечал там свою пациентку, которая украдкой срезает электронные бирки с дорогих рубашек. В баре неподалеку от Уолл-Стрит из туалета выходил мужчина в деловом костюме биржевого брокера, подергиваясь после только что втянутой в ноздрю полоски кокаина. Разбитое правое стекло в чьей-то машине мне говорило о том, что наркоман ночью, разбив стекло, украл из бардачка навигационный прибор и продал его за пару пакетов. Клерк на почте, оформляющий прием одной посылки чуть ли не полчаса, находился под слишком высокой дозой метадона…

Я далек от того, чтобы изображать Нью-Йорк городом наркоманов. Скорее всего, в «столице мира» их не намного больше, чем в любом другом крупном современном городе. Но мой глаз отныне выделял этот мир.

Моя очаровательная Виктория, когда мы с ней шли ко мне в гости и я имел глупость делиться своими наблюдениями, однажды заявила: «Если хочешь, чтобы переехала жить к тебе, ищи квартиру в более приличном месте». Правда, Вика смягчила тон после того, как мы с ней прогулялись по району, в котором жила она. Этот район считался благополучным, но и там «моих друзей» (так она их называла) оказалось немало.

ххх

Едва ли не каждый день я открывал в наркологии что-то новое: узнавал, как действуют те или другие наркотики на тело и психику, учился распознавать симптомы до и после срыва.

Я больше не пытался втираться в доверие к пациентам, изображать «своего». Понял, что занятие это безнадежное, да и не нужное. Старался их понять. Понять, почему они срываются, почему гневаются, почему врут. И с удивлением обнаруживал, что под их враньем и гневом часто скрывается... глубочайший стыд. Стыд за свою никчемность, слабоволие, неумение жить, как нормальные люди.

Во мне самом тоже медленно, со скрипом, происходили глубокие изменения. Я становился терпимее, уже не требовал ни от кого мгновенных метаморфоз. Учился не осуждать.

Это был странный период в моей жизни: происходил явный профессиональный рост и, в то же время, возникло ощущение какого-то духовного тупика.

Дело в том, что любая нарколечебница становится местом, вбирающим в себя зло в самых разных обличьях: молодежный бандитизм, домашнее насилие, венерические и психиатрические заболевания, торговля оружием, проституция, тюрьмы – все это, так или иначе, вплетено в жизнь большинства пациентов.

До сих пор я считал себя человеком верующим, христианином. Бог для меня всегда был равнозначен добру, правде, справедливости. Но теперь я усомнился в справедливости и правде, как таковой. Я усомнился в силе и доброте Бога, потому что осознал: зло – неискоренимо, оно существовало и будет существовать вечно, пока существует этот мир. Все человеческие усилия, клиники, лекарства – бесполезны, поток горя и страданий может стать лишь чуточку меньше, но никогда не иссякнет.

Но как же принять этот мир, если в нем существует неискоренимое зло? Как любить Бога, создавшего такой мир?!..

Эти мысли были до того мучительны, что меня порой охватывало чувство глубокого одиночества. Наивная, детская вера в добренького Боженьку пошатнулась...

О ДОБЛЕСТИ, О ПОДВИГАХ, О… СПИДе

Ранее я упомянул про тоненькую красную полоску, возникающую на белой пластиковой палочке во время токсикологического теста.

Но есть еще одна роковая красная полоска. Речь идет о тесте на СПИД, который делают в некоторых наркологических клиниках.

Техника теста проста: нарколог дает пациенту пластиковую палочку, концом которой пациент касается своей ротовой полости. (Наличие вируса СПИД определяют по слюне, но более точный результат – по крови. – авт.) Затем эту палочку опускают в пробирку со специальным раствором и…

Наступает тишина. Тишина гробовая.

Оба – нарколог и пациент – пристально смотрят на пластиковую палочку в пробирке на столе. Впрочем, они могут в это время о чем-то разговаривать. О мелочах каких-нибудь, о птичках или рыбках. Но глаза – прикованы к палочке тестера. Проступит ли красная полоска?

И какие-то, знаете, в это время приходят нехорошие мысли в голову. Почему-то припоминаются случайные знакомства, пьянки на дачах с веселыми подружками. Все прошлые амурные приключения в эти несколько минут предстают перед мысленным взором в самом гадком, грязном, отвратном виде.

Тест на СПИД – своего рода репетиция, маленькое упражнение в раскаянии перед покаянием главным, окончательным, которое неминуемо ждет всех нас...

Откуда я все это знаю? Правильно – сам себя протестировал на СПИД. Закрыл кабинет, взял палочку тестера, набрал в легкие побольше воздуха, перекрестился и…