У дверей ждали четверо. Двое сразу удалились к машинам сопровождения. Еще двое оттерли обладателя шарфа и его напарника, не удостоив их даже презрением. Или лифт, или людей в нем, прослушивали. Ожидаемо. Удобно. Всё равно от неё убрали бы слабаков, а вот новых вероятно оставят. Они свеженькие, не были под влиянием, а теперь уже не успеть их подмять. Особенно если ты - вальз запада.

– Не тесно?
– разок качнув ресницами, нервно пошутила Милена и скользнула в лимузин.

Соглядатаи забрались следом и сели напротив, спиной к водителю. Оба были польщены тем, что их заметили. Милена позволила капюшону сползти и повернулась, в последний раз рассматривая вход в отель. Так она позволила двум придуркам свободно пялиться на свой безупречный профиль, особенно выигрышный вечером, в контурном свете фар автомобиля сопровождения. Милена сжала и расправила губы. Её уже отчаянно желали и ценили. То есть удалили от смерти на полмгновения заминки в исполнении приказа... мало, но порой достаточно.

Потолок ожил и высунул в салон язык экрана. Сперва темного, а затем наполненного содержимым ока неблизкой камеры. Человек, исполнитель высокого ранга, был мрачен и строг от сознания своей важности. Он, скорее всего, почти видел себя с ножом в руке, он уже ритуально резал горло жертве и "тащился" от своей крутости. Слова хорошо подходили к выражению лица, простоватого для высокой власти. Человек был всего лишь молодой, разожравшийся хозяин жизни, ни разу этой жизнью не битый всеръез. Он не знал, каково это - когда по своему-то горлу...

– Что, лучше секса и наркоты?
– прищурилась Милена.
– Жалкий набор жизненных мерил.

– Вы приглашены на приём, - сально блестящая харя расплылась в улыбке. Слугу так и распирало от значимости. Он даже пошевелил бровью, тщась усилить намек.
– В Кремль. Да. Грановитая палата.

Названия слуга выговаривал старательно, не скрывая, как ему сладко произносить их, эксклюзивные. И ставить себя рядом с каждым названием. И шевелить бровью: я великан, я один решаю, кому топтать столь ценные полы.

Милена безразлично кивнула и прикрыла глаза. Ваил, конечно же, стремился показать: он не просто хозяин, он полновластен. Это было смешно: так по-людски пускать пыль в глаза... Так примитивно. Словно Милена в этом мире первый день и ещё не усвилила, как много тут можно купить и как просто прочее получить за один взмах ресниц... А ведт ваил во многом похож по своему дару на восток... вывернутый, искаженный.

Так что встреча в сердце власти людей - это предсказуемо и даже чуть смешно. А еще перспективно: место таково, что убивать и даже просто провоцировать бой будет невыгодно не только ей, гостье - но куда более хозяину предстоящего действа. Очевидно, ваил пытается подчеркнуть мирные намерения. Значит, готов явиться лично? Из чего прямо следует: он отчаянно нуждается в даре запада. Наконец, без сомнений, он придирчиво изучил доклады и поверил в принадлежность пленницы к лучу дара, указанному ею несколько косвенно.

Лимузин пересек мост и нагло разрезал тело городской пробки, под вой и улюлюканье своей же свиты втянул длинное тело в ворота древнего замка, чем-то смутно напоминающего жильё людей Нитля. Так поделка напоминает работу мастера. Милена поморщилась. Эти стены никто не осаждал. Они - иллюзия. Настоящие, омытые кровью, люди сами обрушили и сравняли с грязью. Глупые люди, уверенные, что прошлое остается позади и не умеет нагнать и подмять. А оно - курьерский поезд, хорошее сравнение из какой-то книги. Оно накатывает, порой настолько сильное свершенными ошибками, что у будущего нет надежды выстоять.

– Выйти и проследовать по лестнице, желательно быстро, - скороговоркой оповестил один из соглядатаев.
– Это в ваших интересах.

– На госслужбе?
– поинтересовалась Милена.

Оба красноречиво не отозвались.

– И опять внутренние, - добавила Милена.

Ей согласно промолчали в ответ. Стало окончательно ясно: в поле зрения не будет ни одного существа из исподья. Только люди. Хормы, скорее всего, залегли на парадных красных стенах. В начальной фазе прыжка на короткую западную тропу вальз уязвим, его можно остановить. Хормы - они и есть враги для запада. И запад без добавки хоть малой толики юга перед ними пасует. Конечно, если хормы накачаны под завязку силой, а вальз не имеет опыта и остался совсем один.

Лимузин миновал временное, недавно выставленное оцепление и замер у белого здания. Почти квадратного, украшенного парадной лестницей.

– Бегом до дверей, за мной, не отставая. Встать на указанном месте и далее не проходить, - перечислил "внутренний", который сидел левее от Милены.

Он первым покинул машину и, не оглядываясь, пробежал наверх по лестнице. Милена накинула капюшон и в точности исполнила указания: ей ведь, в общем-то предложили вежливо, как охраняемой, а не как врагу.

Зал, избранный ваилом для приема, был великолепен. С порога ощущалась бережно сохраненная древность, каждая деталь дышала, отдавала эхо и примешивала к нему свое, выстраданное. Взгляды и шепоты многих людей, в том числе воистину среброточивых, кто молился тут, кто вершил и помнил историю. Кто восстанавливал её в блеске камня и сиянии парадного золота - умудряясь и в это, неживое и пафосное, вложить душу. Святые со стен и потолка взирали скорбно и смиренно. Нарисованные мудрые глаза повидали и грешников, и праведников. Нарисованные руки пообещали тем и другим воздаяние по делам их.