Он спал, прекрасный и незыблемый,

Земной двойник Кремля другого,

Людьми повторенный сурово

Из бута, меди, кирпича.

Доступный долгими веками нам,

Теперь, от рвов до колоколен,

Он был недугом скрытым болен

Весь, до последнего жилья,

И в неприступном лоне каменном

Свершалась тяжкая работа,

Как если б там гнездился кто-то,

Лукавый замысел тая.

Но – что это?.. Ведь я бесчисленно

Все эти камни видел с детства;

Я принял в душу их наследство –

Всю летопись их темных плит…

…Час духа пробил: с дрожью мысленной

Я ощутил, как вихорь новый,

Могучий, радостный, суровый,

Меня, подхватывая, мчит.

И все слилось: кочевья бранные

Под мощным богатырским небом,

Таежных троп лихая небыль

И воровской огонь костра,

В тиши скитов лампады ранние,

И казнь, и торг в столице шумной,

И гусли пиршеств, и чугунный

Жезл Иоанна и Петра.

Я слышал, как цветут поверия

Под сводом теремов дремучих

И как поет в крылатых тучах

Серебролитный звон церквей,

Как из-под грузных плит империи

Дух воли свищет пламенами

И развевает их над нами

Злой азиатский суховей.

В единстве страшном и блистающем,

Как кубки с кровью золотые,

Гремящие века России

Предстали взору моему

Под солнцем, яростно взлетающим

Над этим страстным, крестным пиром,

Над тысячеобразным миром,

Чей нижний ярус тонет в тьму.

Казалось – огненного гения

Лучистый меч пронзил сознанье,

И смысл народного избранья

Предощутился, креп, не гас,

Как если б струи откровения

Мне властно душу оросили,

Быть может, Ангелом России

Ниспосланные в этот час.

3

Великих дедов возблагодарим,

Помянем миром души славных зодчих:

Они вложили в свой Последний Рим

Всю чистоту и свет преданий отчих.

Но мы ли свет грядущий предварим?

Он загорится в новых средоточьях,

И станет тусклым в радуге его

Вот это каменное естество.

Всепонимающ, ласков, ясен, мирен,

Блаженный город вознесется тут

Без крепостей, застенков и кумирен,

И новым цветом камни прорастут.

И Алконост, и Гамаюн, и Сирин –

Все духи рая дивно запоют,

И сквозь реченья новой литургии

Услышит каждый хоры их благие.

Кто смеет лгать, что Кремль наш завершен

Зубцами башен, сырью глыб острожных?

Здесь каждый купол – золотой бутон

Цветов немыслимых и невозможных.

Здесь тайный луч от древности зажжен –

Теперь, как меч, он дремлет в тяжких ножнах,

Еще сердец ничьих не озаря:

Он часа ждет – он ждет богатыря.

Сновидец! Кремль! О, нет: не в шумном бое,

Не в шквалах войн и всенародных смут

Последний смысл, загаданный тобою,

И твой далекий, милосердный суд.

Я вижу – там, за дымкой вековою –

Как озаренный изнутри сосуд,

Насквозь просвеченный духовной славой,

Святынь грядущих пояс златоглавый.

Не может разум в плотные слова

Завеществить твой замысел всемирный,

Но кровь поет, кружится голова,

Когда чуть слышный голос твой стихирный

Из недр безмолвия едва-едва

Течет к душе благоговейно-мирной.

Твой крест тяжел, святая мысль горька –

Чем озаришь грядущие века?

Улыбкой камня, скорбною и вещей,

В урочный час ты отвечаешь мне,

Когда от битв весь прах земной трепещет

И дух народа мечется в огне.

Взор Ангела над тихим камнем блещет,

Небесный Кремль ты видишь в чутком сне…

Кого ты обнял на восходе жизни –

Не усомнится в Боге и в отчизне.

1941-1950

III. ВАСИЛИЙ БЛАЖЕННЫЙ

Во имя зодчих – Бармы и Постника