В мудрость познанья

Добра и Зла.

Не понимаю: что значит Дингра?

Только становится взгляд остёр,

Чтоб различать над долами Тибра,

Темзы и Ганга

ее сестер.

На философском хилом пути

Было бы можно произнести,

Множа терминологию сект:

– Эта каросса – только аспект

В данном народе, в данной стране

Сущности,

общей

в их глубине.

6

Не как панцирь, броня иль кираса

На груди беспокойного росса,

Но как жизнетворящие росы –

Для народов мерцанье кароссы:

Для тевтонов, славян, печенегов,

Для кибиток, шатров и чертогов,

И для даймонов, и для раруггов –

От вершин до подземных отрогов.

Было раньше любых человечеств,

Раньше всех исторических зодчеств,

То, что брезжит в зерцалах провидчеств,

В отшлифованных гранях пророчеств:

В дни, когда первообразы спали

В пламенах, как в первичной купели,

Ей назначилось Богом – быть строгой

Первоангела первой подругой.

И ступить через этот порог

Не умел искуситель и враг.

Принимали крылатые духи

От нее светотканое тело,

И в любом ее смехе и вздохе

Само небо смеяться хотело.

О, не жегшее пламенем пламя!

Зла и мук не знававшее племя!

Красотою цвело это семя

И звучало Лилит ее имя.

Но творец сатанинского плана

Самозванцем проник в ее лоно.

И страшнее горчайшего плена

Стал ей плод рокового урона.

Человечества, стаи и хоры –

Все содружества Шаданакара

Понесли в себе ждущее кары

Семя дьявольское – эйцехоре.

И подпал, на отчаянье скор,

Мир закону мечей и секир.

И низверглась Лилит из сапфирных

Лучезарных высот светотворных

До геенн планетарных – пурпурных,

Рыжих, бурных, оранжевых, чермных.

Ее двойственный знак неизбежен

Над любым, будь он горд иль ничтожен;

Путь сквозь мир без нее невозможен,

С ней же – горек, извилист, мятежен.

Точно мех рыжеватого тигра,

Ее край – топко душный, как тундра…

На Руси же лицо ее – Дингра,

Дочерь Дня, но рабыня Гагтунгра.

7

И отошел Он

от юной Навны

С мукой, с надеждой, с ярой мечтой, –

Страстный, божественный,

своенравный,

Все еще веруя

цели той.

– Сына! младенца!..

Пусть он, похожий

Силой

на эту драконью стать,

Сможет пред демоном желтокожих

За бытие России предстать!

Сына!

через любые мытарства!

Сына! царя подземной глуши!

В бут, в нерушимые глыбы царства

Втиснуть текучесть народной Души!

И ураганом

в лоно кароссы

Вторгся неистовый

смерч огня,

С туч Рангарайдра

жгучие грозы

До всклокотавших лав наклоня.

Так

русский демон великодержавья

Зачат был

у чистилищных рек

В горестную годину бесславья,

В мечущийся

Тринадцатый Век.

8

Создал сначала для родины сын

Вал,

да острог,

да неструганый тын.

Всюду – лишь бор.

Ни меча, ни щита.

Пустоши.

Проголодь.

Нищета.

Гордость и гнев за страну чародей

Пестовал медленно в душах людей;

Камни ж укладывал на земь не он,

Но Александр, Калита, Симеон,

Дмитрий, Василий…

из роду в род

Крепость творили князья и народ.

Бут стал отесан, прочен и крут.

Этот безрадостный, крестный труд

Благословил Яросвет,

и сама

Церкви блистающая бахрома

Именем Божьим крепила устой,

Мерно качаясь над крепостью той.

Но укрепляй ты, проси не проси –