Шрифт:
– Не смей так на меня смотреть! Я хотел все объяснить тебе дома сегодня. Я просто… ни в чем не был уверен.
Голубцова выворачивается из его рук.
– Можешь не оправдываться, я ни о чем тебя не спрашиваю.
– Нет, спрашиваешь! Не веришь, злишься.
– Злишься, по-моему, ты.
– Да, я злюсь, потому что противно чувствовать себя чертовым интриганом. Слышать гадкий шепот за спиной. Впрочем, плевать мне на остальных, но в твоих глазах я выглядеть мерзавцем не могу.
– А ты мерзавец? – Маня снисходительно смотрит на Супина.
– Это – бизнес. Всего лишь – бизнес. Звезды сложились так, что я смог избавиться от этого ярма – вечных указок и давиловки Бойченко. Знаешь, сколько лет я пашу на него в предвкушении манны небесной, которая все не спешит свалиться на мою голову?! Знаешь? Пятнадцать лет! Пятнадцать лет безукоризненной, рабской службы. И что взамен?!
Супин шипит, скорчив болезненную гримасу. Маня опускает глаза, не может смотреть в неузнаваемое, искаженное злобой лицо.
– Вся прибыль, все заработанные, отмытые, принесенные на блюдечке мною деньги он, как одержимый, вкладывал в расширение. Господи, как я ненавижу эти слова: расширение и развитие! Годами я подсчитывал, сколько домов, машин, поездок, прекрасных вещей проплыло мимо меня! Каждый новый филиал – это моя, понимаешь, моя квартира в Венеции, в Гонконге! Мой дом в Майами!
– Ты был в Майами? – хмыкает Маня.
Он снова вцепляется в ее плечи.
– Нет, я нигде не был! Потому что девять лет работаю без отпусков. Потому что дерьмовый ремонт делал два года, выгадывая на материалах. Я заслужил, потом и кровью заслужил то, что дали мне эти бандюки за ерундовые сведения о Бойченко, который тоже не ангел с крылышками. Не ангел, Маша! Ты пойми и не спрашивай меня об этой грязи, которую не нужно тебе знать. Ты слышишь?! Это не нужно пускать в нашу жизнь.
Маня пытается стряхнуть руки Павла.
– Прекрати меня трясти. И нашу жизнь невозможно разделить на настоящую и ту, что понарошку. Ты хочешь, чтобы я жила с тобой понарошку, надев розовенькие очки в золотой оправе?
Супин отшатывается, срывает с лица очки, тычет ими в Манино лицо:
– Да, это символ! Пока ты оплакивала тетку, я сидел в роскошном салоне оптики и тупо ждал, чтобы мне срочно, немедленно сделали очки, о которых только мог мечтать! Я заслужил их!! – взвизгивает Павел.
Маня берет из его рук очки, аккуратно надевает их на Павла, улыбается, глядя в его измученное горящее лицо.
– Паш, ну, заслужил и заслужил. Хорошо. Что ты так орешь и бесишься, будто я тебя осуждаю? Ты же не убил никого, в конце концов. Насколько подло ты поступил по отношению к генеральному, я тоже оценить не могу. Думаю, что не вправе вообще об этом судить. И генеральный мне никогда не нравился. Надутый и хитрый. Думаю, никакими страшными тайнами из вашего прошлого ты меня не удивишь. Не представляй меня святошей или дурой.
Павел вдруг набрасывается на нее, принимается целовать как одержимый.
– И тебя, Голубцова, я заслужил! Заслужил!
– Паша… родной… нас увидят, прекрати. Слышишь, грузчики совсем рядом ржут и матерятся, сейчас сюда пойдут… Ты кофту мне рвешь… Господи! Да оставь колготки, оставь… – Маня пытается схватить руки обезумевшего Супина. – Меня же никто не отнимает. Я с тобой! – вскрикивает она.
Он отпускает ее, тяжело дыша. Во взгляде появляется осмысленность, краснота сходит с лица.
– Да, ты со мной. И никому я не позволю что-то изменить.
Рита входит в квартиру, с трудом втаскивая сумки с продуктами. Она спешит порадовать дочку ее любимыми пирожными, за которыми пришлось ехать на Арбат, в знаменитую кулинарию «Праги».
– Ники, тетя Галя, как вы у меня?! – кричит она, снимая шубку. – Я страшно устала и есть хочу. Вы ужинали?
В коридоре показывается нянька. Вид у нее замученный.
– Ох, Риточка, а мы-то как устали. Общественным транспортом пилить из гимназии – это мука мученическая. Никочка расплакалась, когда ее в метро стиснули. И в маршрутке укачивало сильно. Нет, эта дорога ей не под силу.
– Господи, что же делать? – руки Риты падают, она смотрит на тетку беспомощно.
– Не знаю… Или водителя нанимать, или отдавать ее в школу поближе к дому.
– Да какие в этом районе школы?! – ужасается Рита.
– Ну, какие-никакие. Все лучше, чем девчонку в шесть утра поднимать. Она ведь так измучилась, что, как приехали, легла в постель и не просыпается.
Нянька берет сумки и тащит их на кухню.
– Она спит?! Тетя Галя, да что же я с ней ночью буду делать? Как ее подниму завтра в шесть? – негодует Рита.