Шрифт:
– Насколько мягкая? – встревоженно приподнимается Маня.
– Лежи смирно, иначе я скачусь! – грозит Павел. – Мягкая ты в пределах нормы.
– Чьей нормы? – не унимается она.
– Моей нормы. Самой нормальной нормы на свете. Лежи, не кипишуй, а то приставать начну.
– Ну-у попробуй, – томно выгибается Маня и вдруг обхватывает Супина руками-ногами, шепчет, закатывая глаза:
– Да, еще разочек пристань, пожалуйста…
Господи, почему она не выключила телефон?
– Не бери, не надо, – отрывисто говорит Павел, не выпуская ее.
– Нет, вдруг Трофим. Я должна. Похороны завтра.
Маня мягко отстраняет Супина, дотягивается до телефона. Странно, незнакомый номер.
– Манечка, милая, прости, что в субботу и с утра пораньше, и вообще у тебя там беда, а я вот тут… прости, дорогая! – голосит в трубке Блинова.
– Наталья Петровна?! Что случилось?
– Случилось, Маня. Я просто не представляю, кто меня может из этой проклятой передряги вытащить. Эта стенка меня доконает! Ну, моя, румынская, в хорошем состоянии.
– Я не понимаю, а чем я-то могу помочь?
– Детка, можешь! Это Люсечка, чтоб ее черти сожрали, надоумила меня позвонить тебе и телефон твой нашла тут же. Кто бы сомневался? Короче, привезли мы с моим сыном ей стенку, все честь честью. Ну, она немножко решила нам потери компенсировать, но это к делу не относится! Словом, втащили мы половину в ее скворечник, а половина не влезает!
– Что значит – не влезает? – хмыкает Маня, кивая Супину, который уже качает головой, закатывает глаза и шепчет в ухо:
– Не сдавайся! Пошли ее.
– А вот так. В прямом смысле. Нету места. Не-ту! Теперь она пищит и трясет кудрями, что такая непрактичная, а вчера изображала верх предприимчивости. Дур-ра набитая! Думает, за триста доллар… словом, что может измываться над людьми за здорово живешь!
– Наталья Петровна, но я-то при чем?
– Так Люсечка уверяет, что ты живешь рядом. Ты ведь на Енисейской? А она на Широкой! Это же две минуты, Манечка! И места у тебя много в трешке. И главное, сервантик и шкаф в идеальном, просто отличном состоянии. Сама увидишь. Это изумительный подарок – ты еще спасибо мне сто раз скажешь, Манюнечка. Ну не назад же мне все тащить или бросать у помойки?! – Блинова истерично всхлипывает.
– Так, может быть, Елене Стефановне все же пригодится мебель, ей она нужнее, – хватается за последнюю соломинку Маня.
– Ха! Наша космическая Утка помирилась с Бобочкой, и у них новый виток романтических отношений! – вопит Наталья Петровна. – Они в ИКЕЮ поехали. Новые вибрации покупать на седьмом десятке лет!
– Ну да, понятно, – совсем теряется Маня. – Но я не дома.
Блинова затихает.
– Ясно. Извини, что потревожила, – говорит она сухо, будто стоя перед Полканом в его кабинете.
– Подождите, Наталья Петровна, я позвоню Трофиму – это племянник тети Али. Он должен быть у нее. Я перезвоню вам.
Она, скрепя сердце, звонит Седову, говорит с ним подобострастно, выслушивает его вздохи и недовольное бормотание. Да, Маня понимает, что поступает по-дурацки, не дает измученному человеку покоя и вообще… Свинья она, одним словом, а не Маня Голубцова! Но она не может не помочь Блиновой. Не потому, что боится или пресмыкается, а потому что жалеет непутевую тетку. Всех этих непутевых теток из своей бух-столовки она жалеет, японский городовой!
Трофим, наконец, соглашается встретить «сервантик и шкаф в хорошем состоянии», и Маня с облегчением собирается нырнуть в постель. Но кровать пуста, а в ванной льется вода. Супин выходит из душа деловой и неромантичный.
– Ты будешь опекать всех тетушек, встречающихся на твоем пути? – говорит он, доставая из холодильника сок.
– Нет, избранных. И скажи спасибо, что тетушек, а не дядюшек.
Маня пыхтит и краснеет. Павел хрюкает, давясь соком.
– Вот за это, конечно, спасибо.
Через полчаса Маня сидит перед телефоном с записной книжкой Али в руке и обзванивает методично всех друзей и знакомых тетки, чтобы пригласить их на завтрашние похороны. Список невелик: восемь человек, включая «полезную» регистраторшу из поликлиники. Аля ее терпеть не могла, но «полезностью» грубиянки пользовалась.
А в это время Трофим вместе с сыном Натальи Петровны пытается втащить на третий этаж сервант, который и наполовину не входит в лифт. На закономерный вопрос Трофима: «А где же грузчики?» Наталья Петровна ажитированно машет рукой: