Позже мой ведомый дружески упрекал меня за то, [102] что я не дал ему прикончить врага. Но ведь важно, что сбили самолет, а кто - ведущий или ведомый, - вопрос второстепенный. У нас в полку это обстоятельство трений не вызвало.

Сбив корректировщик, мы в районе юго-западнее чехословацкой столицы обнаружили большое скопление вражеских танков. Срочно передав по радио в штаб координаты, повернули к своим. Еще в воздухе я увидел, как с соседнего аэродрома взлетали наши штурмовики.

3- 6 мая 1945 года полк активных боевых действий не вел, -готовились к боям за Прагу. Погода стояла почти летняя. Солнце пекло немилосердно, воздух к полудню накалялся до предела. Всех мучила жажда. И тут отличился мой ординарец Даниил Фонарев. Он раздобыл у кавалеристов лошадь и начал доставлять холодную воду прямо к стоянкам самолетов.

Когда я впервые увидел нашего «поильца» у своего самолета, сразу же вспомнил лошадь, которая помогла мне спастись в тяжелые дни сорок первого года… Я подошел ближе к гнедому и заметил на крупе его, на ногах узловатые рубцы заросших ран. Это был конь-ветеран, прошедший многими дорогами войны. Я погладил чуть вздрагивающую шею лошади и тихо сказал:

–  Спасибо за службу, друг.

Гнедой, будто понял слова, замотал головой. А я, повернувшись к Фонареву и техникам, удивленно смотревшим на меня, приказал:

–  Не обижайте коня. Он свое уже отвоевал.

–  А мы его не обижаем, товарищ командир, - ответил заулыбавшийся Фонарев.

Пражская операция советских войск началась 7 мая. В Праге вспыхнуло восстание. Гитлеровцы жестоко подавляли его. Нужно было спешить. О начале наступления хочу привести выдержку из воспоминаний генерал-полковника С. Н. Гречко. В уже упоминавшейся мною [103] книге «Решения принимались на земле» он пишет: «Первыми, как обычно, нанесли удар по обороне противника бомбардировщики. Бомбовый удар был нанесен по заранее разведанным и сфотографированным воздушными разведчиками позициям артиллерийских и минометно-ракетных подразделений. Вслед за сильной и продолжительной артподготовкой приступили к боевой работе многочисленные группы штурмовиков из авиакорпусов Н. П. Каманина и В. В. Степичева. Судя по всему, начало наступления было неожиданным для противника, поэтому нашим войскам удалось довольно быстро преодолеть его оборону на переднем крае. Однако с продвижением в оперативную глубину сопротивление гитлеровцев быстро возросло не только на земле, но и в воздухе. Уже в первый день операции было отмечено 760 самолето-пролетов врага - бомбардировщиков и истребителей. Но наши летчики, в частности истребители из авиакорпуса И. Д. Подгорного, были начеку. Только 6 летчиков-истребителей - Д. А. Медведев, А. Б. Бричиков, М. С. Егоров, С, И. Коновалов, К. А. Красавин, И. Е. Череда сбили за день 14 фашистских стервятников».

В тот день, о котором пишет С. Н. Гречко, полк наш сделал более ста вылетов, провел 30 воздушных боев. Наши два Героя Советского Союза, Гусаров и Гирич, командиры эскадрилий Михаил Кирилкин и Николай Полеев, старший лейтенант Кононов, лейтенанты Чубаров, Блинов и автор этих строк сбили 10 вражеских самолетов. Потерь у нас не было.

9 мая 1945 года с аэродрома Брно я поднялся в воздух вместе с Кирилкиным. Моросил мелкий дождик. После взлета Михаил приблизился ко мне. Летели крыло в крыло так, что я видел его улыбающееся лицо с рыжеватыми усиками. Чем ближе мы подлетали к месту сражения, тем лучше становились погода и видимость. [104]

Внизу столбы дыма - горят здания. Все внимание теперь земле, - передаю в штаб, что там происходит. Ведомого предупреждаю:

–  Могут быть «фоккеры».

Михаил покачивает головой, что означает «понял», и удаляется на боевой интервал. Внизу по курсу слева что-то блеснуло. Различаю низко летящий транспортный самолет Ю-52.

–  Внизу слева удирает фашист,-передаю Кирилкину.
– Атакую. Прикрой.

Со снижением начинаю догонять врага. Фашист удирает на предельно малой высоте, доворачивает к реке. Понимаю: хочет использовать поверхность воды для еще большего снижения, а берега - для прикрытия от моих атак.

Не выйдет! С высоты 300 метров открываю огонь, как по наземной цели. Прицельно стрелять сложно: Ю-52 маневрирует вдоль реки. Две атаки окончились безрезультатно. Тогда я снижаю скорость и подстраиваюсь к «юнкерсу». Дистанция сокращается быстро… 300 метров… 200… 100… Стиснув зубы, нажимаю на гашетку управления огнем пушек. Трасс от снарядов не вижу. Резко тяну ручку высоты на себя. И тут слышу голос Михаила:

–  Командир, здорово. Фриц развалился пополам и бухнулся в речку…

Это мой 130-й воздушный бой и 15-й сбитый вражеский самолет. Первый - 22 июня 1941 года, последний - 9 мая 1945 года. 15 лично и 16 в группе - таков итог.

При заходе на посадку вижу на аэродроме самолет ПО-2. «Кто-то из начальства», - мелькнуло в голове. И точно. Техник докладывает:

–  Товарищ подполковник, прилетел начальник штаба [105] воздушной армии генерал Селезнев. Он ждет вас у самолета.

Подбегаю к генералу, рапортую о сбитом «юнкерсе». Он жмет мне руку:

–  Поздравляю, товарищ Медведев, - улыбаясь, говорит он.
– Победа пришла в наш дом. Сегодня рано утром в Берлине подписана капитуляция фашистской Германии…

Что делалось в городе Брно в тот день - описать трудно. Кто плакал от радости, кто смеялся. И везде и ото всех жителей города в наш адрес звучали приветственные слова:

–  Братущки! Братушки!… [106]

11 апреля 1987 года я смотрел по телевизору репортаж о том, как встречали Генерального секретаря нашей Коммунистической партии Михаила Сергеевича Горбачева в Братиславе, в том краю, где мне довелось воевать в самые последние часы Великой Отечественной войны. Смотрел и радовался. Нет, не пропал наш ратный путь в небе Европы. Прекрасные всходы дала наша дружба с народом Чехословакии, омытая солдатской кровью.

Со слезами на глазах я смотрел на церемониал возложения венков к памятнику героям Словацкого национального восстания и на холме Славин - к памятнику советским воинам, павшим в боях за свободу и независимость чехословацкого народа.