— Мальчик, — сказал дядя Дамир. — Если тебе плохо в нашей семье, у тебя есть выход. Мы на этом свете никого не держим. Но очень дорожим святыми узами крови. Ты понял меня? Ты хорошо понял меня? — В глазах дяди Дамира смеялась смерть. — Катя — хорошая девочка. Я ее люблю. Но — избалованная. Ты, как муж, имеешь право ее наказать. Ты понял меня, мальчик? А Жанна Юрьевна… Ты правильно сделал, что ее оставил. Когда такой человек, как Глебов, имеет к женщине интерес, стоять у него на дороге — бессмысленно. Ты не подходил ей, зато очень подошел нам. Мы любим твою дочь, мы ждем от тебя сына…

Голос дяди звучал все тише, все отдаленнее, и Руслану становилось все яснее — это навсегда. Навсегда.

Руслан прожил с Жанной пять лет. И все эти пять лет всей душой презирал Кирилла. Стареющий плейбой с сытым масленым взглядом. Однажды женившись на Глебове, он всю жизнь прожил в состоянии латентного гомосексуализма. Потому что Виктор Федорович имел его как хотел. И как не хотел. Жанне, казалось, было все равно. Но Руслан мучился ревностью и непониманием: «Что она в нем нашла? Почему так долго терпела? И почему сейчас продолжает с ним общаться?» Кирилл — живущий подачками, никчемный, ничтожный, отвратительный тип. Как же он его презирал… Презирал, чтобы не чувствовать ровней. Впрочем, Руслан продался дороже.

Потому что Катя оказалась неуправляемой. «Это — от жажды жизни, — всякий раз оправдывала ее теща. — Ну что моя девочка видела в детстве? Теперь наверстывает». Судя по всему, Катюша начала наверстывать еще лет в пятнадцать. Однажды в порыве откровенности она рассказала Руслану, что самый большой кайф в похождениях по чужим постелям она получает от двух вещей. Во-первых, представляет себе лицо дяди Дамира, который когда-нибудь обо всем узнает. А во-вторых, наблюдает лицо партнера в тот момент, когда сообщает ему о своем далеко не простом происхождении.

Если бы это была посторонняя женщина, он бы, наверное, даже уважал ее за ясную позицию и общественный вызов. Но это была его жена. Мать его дочери. И ощущения от ее откровенности и смелости не относились к разряду приятных. «А ты не давай ей денег», — однажды посоветовала теща. И жестоко ошиблась…

«Приезжай. Обязательно. Иначе…» Теперь эти угрозы были не так уж и страшны. Но он ехал, чтобы взглянуть в ее странные, дикие, любящие глаза, чтобы прикрыть ее собой, чтобы испытать вновь странное, страшное чувство. Она была единственной женщиной, для которой Руслан всегда был самым главным мужчиной. Вне кланов, семей, связей, денег и крови. И иногда он готов был за нее умереть.

В принципе с Катюней можно было прожить долгую и счастливую жизнь, если бы она сама выбрала себе мужа. А пока она выбрала себе профессию. Руслан узнал об этом совершенно случайно. В сауну вызвали очень дорогих девочек, которыми «банковало» одно уважаемое рекламное агентство. Хозяйку рекламного агентства Руслан знал лично. Она была одной из «дочерей генерала Глебова» и казалась Руслану безобидной курицей. Теща ее недолюбливала, а Жанна — равнодушно терпела. Правда, ни та, ни другая, ни сам Руслан не знали о ее круто поставленном бизнесе.

Когда Катя появилась в парилке, Руслан замер, представив себя лежащим в дубовом шикарном гробу с простреленной башкой. «Мы ценим кровные узы» — достойная надпись на могиле того, кого убили за связь с проститутками. Только Катя почему-то была абсолютно голой. И перепугалась при виде мужа не меньше. Сознание — это механизм, который размыкает рефлекторные дуги. Когда-то Руслан мечтал о карьере программиста, венцом которой должно было стать создание искусственного интеллекта. Для умной машины придумали это определение сознания. «Горячо — отдерни руку, это дуга. Горячо — не прикасайся, это разомкнутая дуга». Руслан смотрел на жену, как животное, интеллект временно задремал.

— Что ты здесь делаешь? — это был самый глупый вопрос, который можно было задать.

— А ты? — ответила она.

— Мы заказали проституток, — быстро произнес Руслан.

— Я приехала, — сообщила Катя. — Выбери меня, и пойдем поговорим, — предложила Катя, бледная, несмотря на стоградусную жару. — Не волнуйся, я работаю только с презервативом. И вообще, ты же не даешь мне денег. И мама не дает. — Она нежно обняла его и потащила к бассейну. — Не осуждай меня. Я же тебя не осуждаю. И не выдам. — Она нырнула и схватила его за ноги.

Руслан задумался и чуть не захлебнулся. Кажется, дядя Дамир не возражал против маленьких мужских шалостей?

— Тебя убьют, Кать. Они убьют тебя, если узнают, — сказал Руслан, когда они с женой сидели в предбаннике и курили. — Ты понимаешь, что дядя Дамир не допустит? Ты понимаешь, сколько денег он угрохал в твою мать сейчас и сколько вложит еще?

— А кто им скажет, ты? — Она мягко улыбнулась и чем-то неуловимо напомнила Руслану ту, другую, «нелюбимую, но дорогую». — Ты — не предатель. Да и я — не дура. Баш на баш, дорогой муж.