Петров вставал медленно. Он покряхтывал, вздыхал, цеплялся подошвами старых ботинок за чужие ноги и делал множество лишних телодвижений. Но выглядел абсолютно счастливым. Его напарник, напротив, быстро выполнил команду и подтолкнул всех участников сцены назад в квартиру.

— Вы, конечно, извините, — сказал он Глебову, — но служба есть служба. Если алиби Матвеева подтвердится, тогда — пожалуйста, тогда — с дорогой душой. Кузя, давай правда в квартиру, дует ведь…

— А можно под залог? И прямо сейчас? — Глебов прошелся по коридору, заглянул в комнаты и устало вздохнул. — Теряем время. Сколько?

Буцефал растерянно прикрыл глаза. Целую минуту он представлял себя богатым человеком. С собственным трактором и домиком в Швейцарии… Всего минуту. Потом он кашлянул, возвращая себя из грез к действительности. Нет, предложение придется отклонить.

— Мы при исполнении. И вас должны вызвать для дачи показаний.

— Это, если эксперт скажет, что Дашу убили…

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь. — Рядом с Глебовым возник рыжий радостный Петров. — У нас уже есть подозреваемый. Фактически — с признанием. Вот внучка ваша Лариса сказала… Сейчас, я тут записал…

— Где она? — Глебов побагровел и стиснул кулаки. — Где она?

— Вышла, — пискнула Марья. — Понервничала, что папу могут арестовать, и вышла…

— Убежала, — весело прояснил ситуацию Петров. — Сказала, что убьет Жанну, и побежала себе… Прямо по ступенькам, без лифта… Очень спешила… Очень…

— Тебя надо было убить в Холодках, — холодно произнес Глебов.

— У попа была собака. Он ее любил, — спокойно, размеренно начал цитату Кузьма Григорьевич. Обычная считалочка-чернушка. Ничего такого. Но Глебов вдруг весь как-то сник, потерялся. — Она съела кусок мяса, он ее убил…

— Ты в этом уверен? — спросил Глебов у Петрова. Спросил так интимно, как будто других людей в квартире уже не было. Буцефал деликатно прокашлялся… Но тщетно.

— Пока нет. Но надеюсь, будут, — пообещал Петров. — А теперь — не мешайте нам работать. И объясните следствию, каким образом предсмертная записка покойной оказалась во внутреннем кармане вашего пиджака.

— А может, она написала ее раньше? — усмехнулся Глебов.

— А вот вы себя и выдали, вот и выдали… — Петров захлопал в ладоши и бурно расцеловал Марью Павловну в обе щеки. — Все слышали?! Миленькая, вы слышали?! Он не спросил, о какой записке идет речь? Он даже не уточнил, о какой покойнице. А значит, знал, и суд присяжных обязательно учтет это…

Петров так разошелся, что прижал к себе Марью Павловну по-родственному крепко. Но тут она подала голос:

— Что вы себе позволяете? Вы кто такой, чтобы… вот…

«Кокетничает. Старая лошадь, а туда же», — удивился Буцефал, а Петров-Водкин виновато втянул голову в плечи. Весь его боевой задор испарился. Сошел на нет… Он, угрюмо посапывая, поглядел на злого, но очень бледного Глебова.

— Да и, кроме того, вам придется доказать, что эту бумагу вы взяли у меня, а не из собственного кармана. И самое главное… Доказывать ведь не придется…

Ах, Леночка… Как же ты оказалась связана с этим хищником? Что у вас общего? Как ты впуталась? Да нет, вряд ли они связаны с Глебовым. Иначе Глебов не вел бы себя так нагло. Конечно, все это было его рук дело — угрозы, шантаж, длящаяся уже пятнадцать лет месть… И Леночка его соучастница? Нет, в это невозможно поверить. У жены, конечно, свои мотивы. Свои цели. Надо ее выслушать.

— А давай затолкаем ему записку обратно, — склонившись над ухом Петрова, предложил Буцефал. — А потом изымем по всем правилам?

— Шептаться неприлично, — сказала Марья Павловна, уже успевшая подкрасить губы и немного припудрить носик. — Заканчивайте, граждане, у нас все-таки горе в семье. — Ее рот был готов для скорби и нравоучений, но морковный цвет все портил, потому что выдавал страстную натуру, склонную к решительным действиям и не склонную к сантиментам.

Буцефал уже топтался в прихожей. Ему надоело. Причем надоело даже привычное раздражение, которое вызывал этот странный рыжий Кузя. В душе саднила обида. И немного ревность. А Кирилла он все-таки арестует. И пусть Петров с его научно-художественными теориями в духе Агаты Кристи не парит ему мозги. Потому что все просто. Если есть мертвая жена, то сажать нужно мужа. А потом разбираться. А тут и жена, и коллега по работе… Все ясно… И никакой Глебов ему не поможет.

— Мы все равно будем вынуждены его задержать, — сказал Петров, точно читая мысли своего напарника. — Эксперт сказал, что дело нечисто. Это только вопрос времени. И сегодня вы не сможете помешать следствию…

— А завтра? — улыбнулся Глебов. — А послезавтра? Кузя, ты же в городе живешь, налоги небось не платишь, по улицам ходишь, кофе на работе пьешь. Ты ужасно рискуешь. Где Лариса? Я спрашиваю, где Лариса? — Он завелся с пол-оборота, потому что наткнулся взглядом на резинку для волос, которую обронила внучка. — Где? Если с ней… — Глебов схватился за сердце. — Если с ней… — Он медленно оседал на пол, но никто почему-то не спешил ему на помощь. Кирилл сидел на кухне и задумчиво пил чай из большой глиняной кружки. Буцефал дальновидно пятился к двери, к выходу, — собрался бежать к начальнику районного управления. А Марья Павловна с застывшей полуулыбкой, выражавшей не то презрение, не то сожаление, смотрела на заметавшегося по квартире Петрова.