– - Сигнал!
– - кричали осташковцы, бегая с листками по деревне.

Но пришла другая весть: у князя казаки. Наиболее жидкие под разными предлогами разбежались, куда глаза глядят. Остальные даже днем держали двери на запирке.

Вызванный из города товарищ приехал ночью. Как и барышня, не зная расположения деревни, он долго плутал, отыскивая избу Галкина. Счастливый случай помог ему постучаться к дяде Саше Астатую. Тот, трясущийся, привел его ко мне.

Товарищ Лыко, -- он нам лыки продавал на вокзале, -- собрав компанию, сказал:

– - Делать ничего не надо, вы попусту спешите... Дожидайтесь от нас знака. Зачем сейчас губить себя?..

– - А если не сгубим?
– - зло выкрикнул шахтер.
– - Ты тоже с библией приехал?

Опершись, локтем на стол, покусывая русый ус, Лыко несколько минут внимательно разглядывал Петрушу. Тот, выпятив грудь, стоял посередь избы, не опуская глаз. Горожанин улыбнулся.

– - Ничего не боитесь?

– - Нет!
– - Петя даже надул щеки.
– - Еще не родился, кто меня напугает!

– - Ого!..

– - А все-таки начинать не надо, -- твердо сказал Лыко.

– - Мы с вами, Нилушко, в один голос, -- расцвел Лопатин, -- только разве с ими сговоришь!..

Хрустя пальцами, шахтер с презрением следил за ним.

Лыко привез с собою снадобьев, научил печатать на гектографе.

Уезжая, Лыко набросал несколько черновиков, но мы после его отъезда переделали черновики по-своему, более понятно, выбросив все "литературы" и "гектографы", мужицкому уху чужие.

Много спорили о том, как подписаться. Прохор, первый затирала в сварах, настаивал на том, чтобы подписались: "Беспощадный Осташковский Комитет из мужиков".

– - Ты, служба, в уме или выжил?
– - урезонивал его Илья Микитич.
– - Чего ты городишь? Разве можно на себя идти с доносом?

– - Так подпишитесь, что, мол, кому надо, узнает, кто составляет бумаги, -- вяло отозвался из кутника Максим Колоухий.
– - Что, мол, мы бы свои фамилии проставили, но почему -- опасно: могут забрать...

Большинством голосов решено было подписаться: "студенты".

Работа кипела. Каждую ночь дороги и улицы пестрели синими листками. Становой переехал на житье в Осташкове; в домах -- то там, то здесь -- производились обыски. Тщетно искали главарей: ни один ничего не знал или как бык глядел в землю.

Расширялась и внутренняя работа: главный кружок пополнился, и от него пошли отростки, товарищества и братства.

– - Вчера сметану воровали из чужих погребов, а нынче урядник нехорош, -- гнусавили старики.

XV

В субботу на масленой зять с Мотей пришли к нам в гости. После обеда я запряг лошадь и, усадив сестру с Ильюшей в сани, повез их кататься в соседнюю деревню, где был базар.

С разноцветными лентами на дугах, в светло вычищенной упряжи по улице разъезжали "молодые". Женщины, одетые по-праздничному, пели песни, вдоль дороги, по обеим ее сторонам, шеренгою стояли любопытные, глядя на катающихся, делились замечаниями о лошадях, сбруе. Под ногами, как котята, с счастливыми рожицами, шмыгали ребятишки; длинные карманы их сибирок набиты сластями. В крепких зубах трещат орехи, семечки, у трактира задорно пиликает ливенка, пляшут, присвистывая. Заезжий шарманщик с полудохлой морской свинкой гадает девкам на "билетиках".

Сделав пять-шесть кругов, мы заехали в трактир погреться и выпить чаю.

– - Хорошо, Ильюша, на базаре?

– - Да.

Ему -- четвертый год. В новом полушубочке и белых валенках, в круглой барашковой шапке, из-под которой выбиваются колечки светлых волос, чистенький, с розовым румянцем на щеках, он широкими глазами рассматривает трактирную обстановку, поминутно дергая мать за рукав:

– - Мама, это кто? А вон этот -- с бородой?

– - Мама, а самовара у них нету? У нас дома есть... Да, мама?

Мотя смеется.

К столу подошел Федька Почтик, мой приятель, и Калиныч; оба -- новые члены главной организации.

Федька рассказал, что вчера захаровская баба, стиравшая на казаков белье, была опозорена ими и полумертвою брошена в овраге. Подняли ехавшие на базар торгаши. Сейчас еле жива.

– - Кабы чего нынче не было,-- шепчет Федька на ухо,-- ребята рвут и мечут... Увези сестру с ребенком... кто знает!..

Допив чай, мы с сестрой поехали домой.

– - Ваня, почему вы секретничаете от меня?
– - спросила Мотя дорогою.-- Неужто вы, глупые, думаете, что я пойду на вас с ябедой?