Мальчик научил отца молиться, и Егор потом дивился этому: прожил он больше полста лет, ходил в церковь, но не знал ни одной молитвы, кроме "богородицы", которую путал, не понимал церковной службы, всегда к концу утомлявшей его; молясь дома, бессознательно твердил какие-то заклинания с упоминанием божьего имени и относился к этому как к тягостному и скучному обязательству перед тремя закоптелыми иконами в углу.

И вот слабая рука ребенка вдруг легко повернула какой-то заржавевший винтик в голове его и, словно солнцем, осветила и согрела душу. Заклинания оказались осмысленными, полными того живого, что было скрыто в них от стосковавшейся души Егора формою запутанных слов, ближе и доступнее стал седенький мужицкий бог и сын его -- Христос распятый.

Оставаясь один, Егор нередко снимал с крючка сумку с книжечками, брал одну из них, неумело раскрывал и гладил, стыдливо озираясь по сторонам и прислушиваясь к шорохам.

На тяжелом склоне серых дней жизнь принесла Егору неиспытанную радость в сыне.

Вася рос, учился, летом помогал в работе.

– - Беспременно надо до делов парнишку довести,-- говорил Егор жене.
– - Пускай добром помянет, когда вырастет. По-нашему жить -- смерть.

Баба молчаливо соглашалась.

Обессилевшие, дряхлые, согнутые нуждой и каторжной работой, путно не кормившей, они долго-долго просиживали в полутемной избе, разговаривая шепотом, чтоб не потревожить мальчика, и выцветшие глаза их ласково светились, а сухие губы задушевно улыбались друг другу и тем светлым мыслям, что теснились в старых головах.

Весною, на одиннадцатом году, Вася окончил школу первым.

Прибежав домой, он закричал с порога:

– - Меня все хвалили!.. Набольший из города гостинец дал!

– - Эк-ка, отличили?
– - встрепенулся обрадованный отец.

– - Да, молодчина, говорят, разумник!.. А батюшка за тропарь и литургию верных по волосьям гладил.

– - Важно, ишь ты -- литургию ему откатал? На-ка вот и от меня.
– - Егор развязал тряпицу и подал сыну двугривенный -- деньги для мальчика невиданные.
– - Это тебе за труды и литургию, -- улыбнулся он и, не говоря больше с домашними ни слова, побежал в училище.

Экзамены кончились. Инспектор, батюшка, учитель и еще какой-то человек в очках закусывали.

– - Степан Васильевич, к вашей милости, -- робко отворил старик двери.

Все подняли от тарелок головы.

– - Это ты, Егор?
– - спросил учитель, вытирая платком рот и поднимаясь из-за стола.

– - Я... с докукой к вам... с нуждой...
– - бормотал мужик, немного оробевший от ясных инспекторских пуговиц, но подвыпивший начальник добродушно улыбался, глядя на лохматого, растерявшегося Егора, и это его приободрило. Широко шагнув к столу, он вымолвил: -- Хочу еще сына учить... Есть, чтоб дальше?

Все насторожились.

– - Чтоб выше,-- пояснил он, взмахивая грубыми руками.
– - Вы учили -- хорошо, покорно благодарим, но только я хочу, чтоб Васю еще кто-нибудь учил... На земского!..-- неожиданно для самого себя выпалил Егор.-- Господские робята учатся до двадцати годов, и я хочу до двадцати... Чем я хуже? Что мужик? Хочу до двадцати!.. На земского!.. А то -- на дьякона... Куда годится...

Присутствующие переглянулись, и по их улыбкам Егор догадался, что сказал что-то неладное. Его сразу бросило в озноб, а по морщинистому лбу мелкими мутными капельками потекла испарина.

– - Работником до гроба буду, помогите!
– - прохрипел он, опускаясь на колени.
– - Черви мы... Нужда заела... Пускай выбьется мальчишка.
– - Старик с тоской глядел в глаза инспектору и батюшке.
– - Все отдам, что есть, до дела б только довести... Причалу у нас нету в жизни никакого, собаками, которых все пинают в морду, маемся на свете... Так нельзя!..

Вскочивши на ноги, учитель подхватил его подмышки.

– - Встань же, экий, право!.. Ну зачем это?.. Ты говори, а на колени... Ну, к чему это!.. Отец он Пазухина,-- обернулся учитель, красный от смущения, к инспектору.

– - Кланяйся земно господу богу, а не нам грешным, -- разглаживая окладистую бороду, сказал священник, протягивая белую руку за рюмкой.

Сбитый с толку, Егор долго и скучно, жаловался на свою жизнь, божился, что жив только сыном, для которого готов на все; ему тоже что-то говорили и хлопали по плечу, но вынес он одно: нужны деньги, без денег ничего не выйдет.

Задами, минуя свой двор, Егор отправился к Шаврову, упал и перед ним на колени, прося до осени полста.

– - Пока начальник не уехал, -- говорил он, склонив голову.
– - Пока он тут -- сподручней всунуть... Без того не хочет, надо, говорит, прошенье подавать... А на кого мне подавать, на всех? На муку свою, на нужду, на маету?.. Созонт Максимович, ангел, выручи!..