гестапо. Сам комендант города Киева, подписавший приказ о сдаче

радиоприемников, вылетел в окно. Чудом он остался жив: протез, который был у

него вместо одной руки, самортизировал его падение.

Первый подарок Максима и его товарищей фашистским захватчикам был

преподнесен.

Вслед за комендатурой в воздух взлетел кинотеатр, в котором немецким

солдатам демонстрировали фильм о взятии гитлеровцами городов на востоке

Франции. Главное было сделано -- все, кто находился в Киеве, почувствовали:

немцы здесь только хозяйничают. Подлинным же хозяином был и будет советский

народ.

Гитлеровцы поняли, что Киев еще не покорился. Якобы для борьбы с

пожарами они стали уничтожать самые красивые, самые лучшие здания в городе.

К смерти был приговорен и "дом Гинзбурга", в котором жили Кудря и Мария

Ильинична. Его оцепили солдаты, жителей выгнали на улицу. "Дом заминирован

большевиками, немцы будут искать мины",--объявлял дворник, обходивший

квартиру за квартирой.

Был поздний вечер. Крещатик горел. Под взрывы, при свете зарева

измученные и объятые ужасом люди до рассвета таскали свои вещи и детей на

откосы и обрывы Днепра. Кудря и Мария Ильинична шли по улице, толкая перед

собой детскую коляску, в которой лежал чемодан и кое-что из одежды -- все

что они успели взять с собой. Они еще думали, что через день-другой вернутся

на Институтскую. Когда подошли к зданию филармонии, где-то сзади раздался

взрыв. Пламя взметнулось в небо. "Дома Гинзбурга" больше не существовало.

Не существовало больше и оружия, шифров, паспортов, денег, адресов,

продуктов --почти всего того, что с таким трудом подбирал себе Кудря для

работы.

Все надо было начинать сначала. И прежде всего искать ночлег. И тут ему

помог Лантух. Расчет, который делал Кудря на то, что люди подобного типа при

немцах обязательно выплывут и пойдут в гору, оправдался. Лантух познакомил

Максима с Гусевым -- управляющим домом No 37 по Пушкинской улице, и Кудря

получил небольшую отдельную квартиру в мансарде из двух комнат с кухней и

кладовой.

– - И чего вы выбрали эту,-- искренне недоумевал управдом.-- Брали бы

внизу -- и просторнее, и теплее, и мебель есть...

Он не догадывался, что "внизу" не было второго выхода на черную

лестницу.

Но слепая судьба разведчика готовила Максиму еще одно испытание. Оно

пришло к нему на Пушкинской улице, в двух шагах от дома, где он поселился.

Они возвращались к себе, когда Мария Ильинична увидела, как он вдруг

помрачнел.

– - Что с тобой?
– - спросила она.

– - Ничего,-- ответил Максим, глядя куда-то в сторону. Она посмотрела

туда и увидела, что к ним быстро шагает какой-то одетый в полувоенный костюм

коренастый мужчина лет сорока пяти с длинными украинскими усами.

– - А, Иван Данилович,-- осклабился мужчина.-- Здравствуйте. Как

живете-можете?

– - Здравствуйте, Тарас Семенович,-- негромко сказал Кудря, пристально

глядя ему в глаза.-- Ничего живу.

– - Вот и свиделись,-- хихикнул усатый и достал из кармана повязку

гестаповца.

– - Подожди нас на углу, Мария -- попросил Кудря,-- Я сейчас приду.

Случилось то, чего он опасался больше всего: его опознал враг. Он

наткнулся на человека, которого сам допрашивал и больше того: освобождения

которого, когда выяснилось, что улик против него нет, сам же и добился. Этот

петлюровец-эмигрант, конечно, знал, что своей свободой обязан Максиму.

– - Ну что же,-- сказал усатый,-- раньше вы меня допрашивали, теперь я

буду допрашивать вас.-- И он поиграл повязкой.-- Я гестапо, могу вас

арестовать, могу повесить. Вы тут остались работать?

– - Конечно работать,-- рассмеялся Кудря,-- а не смотреть на тебя.

Они молча посмотрели друг другу в глаза. Максиму показалось, что

гестаповец чуть иронически улыбается. "Негодяй,-- подумал он.-- Смейся,

смейся, но мне ты ничего не сделаешь, побоишься". А вслух он спокойно и

рассудительно сказал:

– - Не пугайте меня гестапо, Тарас Семенович. Это не в ваших интересах.

Я тоже кое-что знаю о вас.