Зима. В лесах снег, в чистом поле намело сугробы. В поисках

броневика наступило затишье.

Можно было встать на лыжи, а что толку? Копье-щуп, легко пронзив

слой снега, уткнется в мерзлую землю: а что там дальше - и не узнаешь.

Работа по необходимости ограничилась городской чертой. Здесь с

неослабевающим упорством действовал Быков. Даже свой отдельный штаб

учредил. Повесил на дверь квартиры фанерку, а на почте потребовал,

чтобы корреспонденцию с адресом "В штаб Быкова" доставляли бы ему без

промедления.

В основной штаб в Мраморном дворце поступали от него рапортички:

"На такое-то число такие-то и такие-то квадраты закрыты, следуем

дальше".

Закрыт - значило уже обследован. Быков перечеркивал такой квадрат

на плане города крестом и насадил уже порядочно крестиков. Особенно на

окраинах.

По густоте крестиков можно было узнать, где в свое время

проходили оборонительные линии Красного Питера.

Работал Федор Антонович на своих квадратах мало сказать

самоотверженно, он изматывал себя до исступления. Не раз карета

"скорой помощи" прямо с работы увозила его в больницу. Непомерные

требования он стал предъявлять и к товарищам, добровольным участникам

поисковой группы.

В музей летели жалобы на его деспотические замашки. Матери

перестали пускать к Быкову мальчишек, с тревогой обнаружив, что

полюбившийся ребятам "Главный Командующий Следопыт" не щадит и детских

силенок...

Однако образумить человека было невозможно. Явившегося урезонить

его Домокурова прогнал из своего "штаба".

А в музее и вовсе перестал показываться.

x x x

– Здравствуй, Федор Антонович...

Домокуров подошел к больничной койке. Быков вяло подал руку. Он

заметно изменился.

У постели в косынке и в больничном халате - Дуняша. Узнав, что

Федор Антонович тяжело заболел, она теперь после уроков в школе спешит

к больному.

Больничное начальство охотно принимает помощь от расторопной и

смекалистой девушки.

Между тем больной забеспокоился, простонал:

– Сергей... - Домокуров наклонился к нему, сел на табурет. -

Меня, понимаешь ли, на Выборгской подобрали. На квадрате у завода

"Светлана"... Малость не успел я этот северный маршрут закрыть...

Совсем малость... - Он понизил голос до шепота: - Не знаю, застанешь

ли ты меня живым в другой раз... Виноват я остался перед Владимиром

Ильичем. Не оправдал его доверия... Ведь это я потерял ленинский

броневик...

– Он бредит, - встревожился Домокуров, оборачиваясь к Дуняше.

Она позвала врача.

Врач выслушал больного, покачал озабоченно головой и пожурил его:

– А ведь разговаривать вам нельзя, Федор Антонович.

Но больной продолжал говорить, и из обрывочной его речи сложилась

вот какая история...

1918 год. Дни грозной опасности для Красного Питера. Завязались

бои, и Быков получил из штаба обороны приказ: оставаясь на охране

Смольного, выделить для действия непосредственно на фронте взвод

броневиков.

Приготовил Быков две машины да и замешкался в сарае у бочки с

горючим: солдатским котелком отмеривал бензин. Голодно было с хлебом,

а с горючим еще голоднее; вот и побоялся он, как бы гости не нацедили

себе лишнего.

Горючее укараулил, а хватился: "Где же "Враг капитала"?" И понял:

пока он канителился в сарае, фронтовики, подменив броневики, увели

ленинский за собой.

Сергей слушал стенания старика, слушал, наконец не удержался,

прервал его:

– Прости, Федор Антонович, но думаю, дело было иначе. Фронтовики

хотели получить ленинский броневик - именно ленинский: ведь это знамя

на поле боя! А ты - ни в какую!.. И все-таки броневик вырвался от

тебя, потому что не в гараже же стоять ленинскому, когда враг у ворот!

Быков молчал, и Домокуров не мог понять, что с ним: спит или в

беспамятстве... Но Дуняша поспешно вызвала дежурную сестру, и ему

сделали укол.

А Домокуров, прощаясь, сказал, со странным ощущением, что говорит