Шрифт:
— Что-то в нем есть, — вставил Серый хвост. — Платочек же он у меня нашел. Может, он и правда, всех насквозь видит.
— Честно говоря, я его даже побаиваюсь, — признался царь Навруз. — Кто знает, что у него на уме!
— Ну, а королева? — снова спросил Чирка.
— Королева совсем с ума сошла — слонов решила в Индии закупить, для торжественных выездов и всяких там пикников. Терпел я, терпел, вижу — дальше терпеть некуда. Царство моё в упадок приходит, народ стонет, полное разорение от такой королевы. К тому же, стал я примечать, что она все больше волшебной тюбетейкой интересуется. Где, мол, я её храню, да нельзя ли взглянуть на неё, да почему у меня секреты от родной жены. Тут взяло меня сомнение: уж не задумала ли она её украсть и полноправной хозяйкой в моем царстве стать? Решил испытать я её. Привел в эту комнату, всё показал — и сундуки, и тюбетейку, и где ключи храню, а когда уходили, я тюбетейку незаметно за пазуху спрятал, а на её место мышку посадил — королева от одного их вида в обморок падала. Среди ночи— крик, шум. Что такое? С королевой истерика, и никто не может понять отчего. Я-то сразу понял — сундуки нараспашку. Утром велел уложить все её наряды, золото и бриллианты, погрузить вместе с нею на ослов и отправить туда, откуда она прилетела. Ну, да и королева в долгу не осталась — ведь Зу-зу это она нам подкинула.
— Как можно подкинуть Зу-зу? — удивился Чирка.
— А тогда она была еще крошечная пчёлка-бабочка, королева ее на шее в янтарном медальоне носила. Вот её-то она незаметно и выпустила, когда уезжала.
— Так это она из пчелки-бабочки такая выродилась?
— Вот именно! Сначала окуклилась, гусеницей стала. Потом в шелка замоталась, в кокон превратилась. Из кокона какое-то странное существо вылетело, вроде феи. Первым делом пудру, духи, помаду у всех наших дам перетаскала. Бусы, цепочки, браслеты, всякие безделушки в дупле прятала. Учиться не хотела, работать и подавно. Даже летать ленилась. Крылья отпали, так постепенно и превратилась из феи в ведьму-аджину, злой дух... Но самое удивительное не это. Как только королева покинула дворец, на берегу красной реки Сурхоб, на Алмазной скале, зацвела фиалка. С тех пор она цветёт там круглый год, а когда я надеваю волшебную тюбетейку, превращается в красавицу Весну, которая так похожа на мою невесту Бунафшу. Не похожа—я уверен: это она и есть. Но гостит она у нас только три дня — ведь ей надо успеть обойти всю землю, я же не могу последовать за нею, потому что я царь, а царям нельзя оставлять свой народ. Вот почему в праздник весны навруз, когда все поют и пляшут, от рыданий трескаются карнаи, рассказывая почти человеческим голосом историю нашей любви...
Царь Навруз поднялся.
— Вот я тебе все и рассказал, излил душу. А теперь пойдем, я должен объявить народу о пропаже волшебной тюбетейки.
— Мы найдем её! — взлетев ему на голову, чирикнул Серый хвост. — Это говорю я, Главный хранитель волшебной тюбетейки!
— Хранитель тюбетейки, которой нет, — грустно улыбнулся царь Навруз. — Не слишком ли трудную службу выбрал я для тебя, мой юный друг?
ГЛАВА 7
„Ищите вора во дворце"
Не звучат музыка и песни в Хлопковом царстве, нет былого оживления, не слышно звонких голосов мастериц. Они работают молча, низко склонившись над рукоделием, но яркие краски, ложась на ткани, чернеют, золото гаснет, цветные нитки на глазах обесцвечиваются.
А по дорогам идут во все концы глашатаи, объявляя волю царя Навруза:
— Слушайте, слушайте! Кто похитил волшебную тюбетейку, пусть придет во дворец и сядет на трон. Царь Навруз уступает трон тому, у кого волшебная тюбетейка. Только бы не погибло наше славное царство! Только бы старость и разрушение не коснулись его!
Слушают глашатая, опершись на кетмени, хлопкоробы, смуглые сборщицы хлопка, седой старик-поливальщик с темным, как глина, лицом.
— Здесь труженики, а не воры, — говорит старик, глашатаю. — Ищите преступника во дворце.
Легко сказать — ищите!
Весь дворец был поставлен вверх дном в поисках тюбетейки. Пузур-Самукан учинил следствие, вызывая всех поодиночке, каждому смотрел в глаза и задавал каверзные вопросы: где был, откуда шел, на каком боку спал, с какой ноги встал. Но кроме того, что Шу-шу спит в очках и со слуховым аппаратом, Ур-Баба, бедняжка, объедаясь на службе, берет работу еще и на дом, Апиль-син, снабжая дам индийскими духами, разводит их сырой водой, — ничего существенного выяснить не удалось.
Вот тогда-то царь Навруз ради спасения государства и решился на крайнюю меру — объявил о своем отречении от престола в пользу похитителя тюбетейки, сказав при этом:
— Не сумел уберечь нашу святыню — какой я царь?
Но похититель все равно не объявлялся.
— И не объявится, — сказал Аллавердин. — Где гарантия, что это не ловушка?
Царь Навруз удивленно посмотрел на него:
— Но я же пока ещё царь, мое слово — слово царя!
— Значит, ему не нужен трон, — сказал Апиль-син. — Ему нужна волшебная тюбетейка, которой он решил пользоваться в одиночку. А на нас ему чихать, пусть состаримся, превратимся в труху и умрем. Вот что он задумал!
От этих ужасных слов дамы дружно захлюпали носами и полезли в сумочки за успокоительными каплями. Их можно было понять: в ожидании праздника Весны, когда царь Навруз повернет свою волшебную тюбетейку, и они снова станут молодыми и стройными, жены вельмож, толстые, как бочки, уже нашили себе платьиц на девочек, запаслись туфельками для Дюймовочек, и вот на тебе — такое несчастье!
— Тюбетейку украл воробей! — крикнул из гамака Пузур-Самукан. — Почему он не сбежал, когда вырвался из зиндана? Да потому, что тогда он еще не добрался до нее. Я говорил! Я предупреждал! Он специально за нею прилетел!
— А я уверена: тюбетейку украла Зу-зу, — молвила одна из дам.
— Ну, нет! Уж она бы не замедлила воспользоваться приглашением сесть на трон, — возразила другая.
— Ой! — схватившись за щеку, вскрикнула третья.— У меня появилась новая морщинка.
— Что морщинка! — всхлипнула красавица Тути. — Я сегодня выдернула целых три седых волоска.
— Из парика? — хихикнула Шу-шу, которая знала про всех даже то, чего они сами про себя не знали.
Тути, как кошка, тут же выпустила когти, чтобы вцепиться в ее горчичные щеки, как вдруг дверь распахнулась, и в тронный зал влетела принцесса Бойчечак.