Шрифт:
И Бойчечак увидала страшную картину — сотни подвешенных за лапки и крылья бабочек, замученных, выпитых до последней кровинки, сухих и легких, как осенние листья. Многих из них она узнала. Это были яркие беспечные существа, она любила играть с ними, а потом они одна за другой куда-то исчезали. Вот, оказывается, куда!
— Все они ненавидели и презирали меня! — продолжал Пузур-Самукан. — Но я сумел заманить их в свои сети. Лестью, подарками, обманом. Вон той, например, Золотоглазке, сказал, что я режиссер и буду снимать её в кино. Подземные съемки, ха-ха!... Да, нам приходится быть и хитрыми, и коварными, и жестокими. Что делать, если все красивое на земле презирает нас. Презирайте! Этим вы только разжигаете наше желание видеть вас в своих сетях. И чем больше будет в вас красоты и совершенства, тем быстрее мы всех вас выпьем и передушим. Или сделаем такими же, как мы.
— Этому никогда не бывать! — крикнула Бойчечак.
— Именно так и будет! Сколько бы ни боролись добро и зло, солнце и тьма, победим мы, пауки — тихие, незримые, неслышные советники сильных мира сего. Войны объявляют короли, умирают солдаты, а плоды пожинаем мы. Весь мир уже оплетен нашей паутиной! Ну, да ты еще ребенок в этих делах, поживешь со мной — многое поймешь... А сейчас о, свет моих очей, позвольте мне оплести вас подвенечной паутиной и надеть фату под нею не будет видно ваших связанных ручек и ножек.
— Только посмей! — сказала Бойчечак, поджав ноги, чтобы быть готовой дать отпор, если тартанашка попытается приблизиться к ней.
— Ну что ж, сударыня, в таком случае вам придется повисеть.
— Как это — повисеть? Ты что болтаешь! Не забывай: я все-таки дочь царя! — напомнила ему Бойчечак. Но как ни храбрилась она на словах, внутри у нее всё похолодело.
Глазки у тартанашки сузились.
— Как повисеть? Очень просто, как все висят, неважно — бабочка ты или принцесса.
С этими словами он вдруг метнулся к Бойчечак и впился ей в шею. Она вскрикнула и потеряла сознание. А когда очнулась, Пузур-Самукан деловито бегал вокруг ее ног, обматывая лодыжки паутиной.
— Ага, щечки порозовели, — сказал он. — Значит, всё в порядке. Почему-то мой первый поцелуй всех парализует. Многие бабочки вообще не приходят в сознание. Но ведь никогда нельзя угадать, кому какую порцию яда ввести, я ведь не аптекарь, во мне, кхе-кхе, тоже кровь играет.
Бойчечак все слышала и видела, но не могла ни ответить, и пошевелить хотя бы пальцем. А тартанашка, закончив оплетать ей ноги, взлетел наверх, прикрепил там паутину, в противоположном углу сделал растяжку, стал как матрос на рее, расставив ноги, потянул, перебирая лапками за конец паутины — и Бойчечак начала медленно, рывками подниматься вверх, пока не очутилась под самым потолком, словно воздушная акробатка в цирке, подвешенная за ноги. Она раскачивалась и вращалась от каждого движения Пузур-Самукана, а тот все суетился вокруг нее, выкручивая ей руки и по-хозяйски закрепляя их, приговаривая при этом: «Ай да жена! Такой у меня ещё не было. И красавица, и умница. А повисит да присмиреет — цены ей не будет. Заживем с нею, как два голубка».
Бойчечак набрала полный рот слюны и плюнула в него.
— А еще принцесса! — утершись, буркнул он.
ГЛАВА 17
В целлофановом пакете — к Пузур-Самукану
Нескончаемая вереница мастериц вытянулась перед входом в царский дворец.
Они без сожаления отрезали свои косы, из которых тут же сплеталась длинная прочная веревка.
— Друзья! — сказал царь Навруз, обращаясь к принцам и царевичам. — Не успели вы отправиться на поиски волшебной тюбетейки, как новое несчастье постигло наше Хлопковое царство: мою дочь похитил паук. Кто из вас спустится под землю, сразится с ним и выручит их беды принцессу?
Принц Хурдак подошел к норе, смерил ее диаметр и свой живот и облегченно вздохнул:
— Не пролезу. А то бы я показал этому паучишке!
Принц Шоди, который всё время был навеселе, и у него двоилось в глазах, храбро шагнул вперед, качнулся, икнул и чуть не упал в нору.
— В какую из них — в ту или эту? — спросил он. — Нет, вы скажите: в ту или в эту? Не могу же я спуститься в две норы одновременно!
Сын Шохтута и племянник королевы Роз Бутон, очень вежливые воспитанные юноши, раскланивались друг перед другом, великодушно уступая эту честь один другому.
Храброму Пулоди мешал его длинный меч.
У принца Анзура кончился бензин, и он срочно укатил на заправку.
Принц Шерзод вспомнил, что ему надо постричь свою гриву — она у него отросла, как у льва.
— Позвольте мне, ваше величество...
Царь обернулся. На краю паучьей норы, воинственно задрав хвост, стоял Чирка.
— Ты?! Да ведь он убьет тебя одним щелчком!
— А я навяжу ему воздушный бой! — Серый хвост расправил крылья и показал, как он это сделает: — Залечу слева, удар клювом в челюсть, разворот, удар в другую челюсть, набираю высоту, делаю мертвую петлю, вхожу в штопор...
Вдруг что-то черное мелькнуло в сухой прошлогодней траве. В ту же секунду с неба со свистом, словно метеор, упал Петька, вонзив свой клюв, как шпагу, возле самой Чиркиной ноги и нанизав на него маленького» но страшно ядовитого паучка по имени Кара-курт — Чёрная смерть. И хоть он не проглотил его, а только проткнул и отшвырнул, его тут же начало трясти, как в лихорадке, а пальцы на лапах свело судорогой.
Чирка бросился к нему. Он готов был отдать свою кровь и дыхание, только бы спасти друга, но яд действовал неотвратимо.