не брали. Потому что неизвестно еще, как доедем до места, так как в Литве,

случается, обстреливают поезда.

Везли вещи в сундуках, в самодельных фанерных чемоданах, многие

завязывали свои пожитки в узлы и, закинув их за плечи, несли на станцию. Кое-

кто вез с собой памятные вещи — то немногое, что связывало человека с

родными местами: чудом уцелевшую старинную икону, деревянную прялку,

вышитые полотенца. Мастера брали с собой инструменты, крестьяне — косы,

грабли, лопаты. Не расставались с гармонями, балалайками, гитарами. И даже

кое-кто кошку вез с собой, чтобы по народному обычаю ее первой впустить в

новое жилище.

— Самая памятная вещь, которая напоминала о прежней жизни, была

швейная машина «Зингер», на которой шила для фронта и нижнее белье, и

телогрейки. Долго она мне служила и на новом месте, — рассказывает Анна

Александровна Гуляева, приехавшая из Ярославской области.

Среди подобных вещей не последнее место занимал узелок с продуктами: на

дорогу, на всякий случай — мало ли что может приключиться... Те кто ехал по

вербовке, получали сухой паек: сахар, хлеб,

КРУПУ> кое-кто даже масло и сыр. Но часто этих продуктов не хватало на

весь долгий путь. Вот что говорит Ирина Васильевна Поборцева: «Дали-то, смех

да грех, буханку черного, буханку белого хлеба да одну банку сгущенного молока

на человека. Так вот и перебивались».

27

Крестьянские семьи везли с собой скот; если же своего скота не имели,

бывало, перед отъездом получали коров и другую живность — овец, свиней,

птицу — от колхозов. Для скота запасались кормом: богатые колхозы давали сено

без ограничений. Если ехали поздней осенью или зимой, везли с собой уголь и

дрова для отопления в пути. В общем — «все свое беру с собой».

Многие, уезжая, плакали, ведь расставались с родными местами,

привычными традициями, своими земляками. Да и страшились предстоящей

неопределенности... «Мы ехали в неизвестность, не знали, где будем жить и

работать», — эта фраза повторялась в рассказах многих переселенцев.

Были и другие настроения. Рассказывает Анна Ивановна Труб- ч а н и н а,

приехавшая из Подмосковья:

— Уезжали с насиженного места без особого сожаления. Уезжали «в

Германию» строить колхозную жизнь на новой земле. Провожать пришел весь

колхоз. У дома был митинг, на котором в наш адрес говорились самые теплые

слова. Нашей семье выделили две подводы, на которые мы погрузили свои

пожитки, ящики с поросенком и двумя овцами, корову привязали сзади к телеге.

Погрузили также ящик с курами, их штук тридцать было — пестрые, красивые

такие. К вечеру приехали на станцию Раменское, переночевали там. Утром нам

сообщили, что кур везти в Германию нельзя из-за какой-то болезни, что там

«куриный карантин». И мы этих кур продали за полцены, так как надо было уже

грузиться в эшелон.

О таких же торжественных проводах вспоминает Ирина Васильевна

Поборцева из Могилевской области:

— В районном центре был митинг. Все говорили очень хорошо. Когда стали

уезжать, заиграл оркестр. Как нас тепло провожали, с цветами. Ну прям как на

подвиг!

Путешествие на «пятьсот-веселом»

Но вот отгремели митинги, оркестранты сложили свои инструменты и

разошлись по домам. А людям предстояла долгая дорога к новому месту.

Для жителей сельской местности путь переселения начинался за порогом

собственного дома. Крестьян доставляли на машинах до районных центров, там

формировались эшелоны переселенцев.

каждому дому подъезжали военные машины. У кого что было— грузили,

везли на станцию. В машину три-четыре семьи помещались. Коров тоже грузили

на машины, — вспоминает Екатерина Сергеевна Моргунова из Ульяновской

области.

Отдельные вагоны собирались на узловых станциях в большие эшелоны,

насчитывавшие до шестидесяти вагонов. Поезда с переселенцами в шутку

называли «пятьсот-веселыми», так как они шли долго и вне расписания, их часто

загоняли в тупики или по непонятным причинам останавливали вдалеке от