значит, и от материи жизни, слишком поздно осознав это. Голос живой плоти Стефани,

смиренной близкой смертью, прорывается в каком-то удивительно просветленном выражении

лица, в улыбке великой любви к источающейся жизни. Пронзительное сострадание к героине

проникает в душу зрителя…

Вот и дерево в финале «Дуэта для солиста», хоть и обнажено осенью, а все же — более

символ Жизни, нежели Смерти. Той самой жизни, которой пожертвовала героиня в творческом

самозабвении. Так возникает существенный для самого Кончаловского вопрос о том, насколько

может требовать «поэта к священной жертве Аполлон». Точнее говоря, насколько безоглядно

может художник жертвовать собой в творчестве, отвергая зов самой жизни, как это произошло,

скажем, с Андреем Тарковским.

Кончаловский любит деревья, и дыхание природы во многих картинах режиссера хорошо

ощущается. Это роднит их с творчеством деда Андрея по материнской линии Петра Петровича

Кончаловского, нацеленно и глубоко осваивающего в живописи связи природы и человека. Для

внука Петр Кончаловский — образец художника, дух которого не отвергает богатства и

разнообразия жизни.

Природа, или натура, как живая, вечно становящаяся первооснова бытия, — вот

питательный источник в постижении художником жизни. Такой взгляд на художественное

творчество последовательно и настойчиво отстаивает режиссер, отвергая некоторые опыты

современного искусства: «Для меня в искусстве важно то же, что было необходимо для Сезанна,

Матисса, Петра Кончаловского: выразить чувственное наслаждение от созерцания форм

природы».

За этой позицией скрывается целая жизненная философия, которой, так или иначе,

следовал Петр Петрович и которую вполне сознательно наследует его внук.

2

«Я родился в 1876 году в городе Славянске, — сообщает в автобиографии П.П.

Кончаловский. — До пятилетнего возраста жил в имении моих родителей

Сватово-Старо-бельского уезда Харьковской губернии. Мои родители были участниками

революционного движения 70-х годов, и отец был арестован и сослан в Холмогоры

Архангельской губернии, а имение наше было конфисковано… После ссылки отца семья наша

поселилась в Харькове, где мы прожили до конца 80-х годов…»

Родители будущего художника вовсе не были профессиональными революционерами —

уже хотя бы в силу своей широкой образованности. Брат Петра Петровича историк Дмитрий

Петрович Кончаловский (1878—1952) писал, что для той части русской революционной

интеллигенции, которая подтолкнула страну к перевороту 1917 года, «типична…

полуобразованность, ибо большое знание ставит предел размаху идей».

Отец живописца Петр Петрович Кончаловский (1839—1904) — известный в свое время

переводчик и издатель, знаток западноевропейской литературы. Сын севастопольского морского

врача, он учился в Петербурге на естественном отделении физико-математического факультета.

Изучал право. По окончании учебы был оставлен на факультете, но, женившись на дочери

харьковского помещика, уехал в имение жены. Из него самого помещика не получилось,

хозяйство скоро пришло в упадок.

Мать — Виктория Тимофеевна, урожденная Лойко (1841—1912), по воспоминаниям сына,

была для детей живой энциклопедией, хорошо знала иностранные языки.

С.Т. Коненков, крестный дочери живописца Натальи Кончаловской, часто бывал в доме

Петра Петровича и Виктории Тимофеевны еще в свои гимназические годы и вспоминал о них

как о семье «образованных, высококультурных людей, любящих и прекрасно знающих

искусство», дружеское расположение которых «способствовало духовному обогащению»

будущего скульптора.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

15

Петр Петрович испытывал чувство великой благодарности к отцу, чьи издательские

проекты позволили ему, начинающему живописцу, попасть в среду московских художников

1890-х годов — таких, как Суриков, Серов, Коровин и Врубель. Врубель был особенно близок

их семье. Подружившийся с Кончаловским-старшим и им горячо ценимый, Михаил Врубель