целыми месяцами жил у них в доме, работая над иллюстрациями к Лермонтову.

Свою суженую Петр Петрович увидел во время первого посещения Василия Сурикова.

Великий сибиряк поразил своей внешностью четырнадцатилетнего Кончаловского. А из-за

двери между тем смотрели на него — и весьма недружелюбно, даже неприязненно! — черные

глаза девочки. «И это были, — запишет он в своих воспоминаниях, — глаза (кто бы мог

подумать) моей будущей жены».

Венчание состоялось в церкви Святителя Николая в Хамовниках. Ольга Васильевна так

описывала это историческое событие: «Образ должен был везти в церковь мальчик, сын В. А.

Серова, Юра; Серовы собирались на свадьбу, когда к ним пришел Врубель; он узнал, что идут

на свадьбу Пети Кончаловского, который женится на Оле Суриковой, и решил идти с ними…»

Андрей с душевным подъемом вспоминает, как узнал впервые, что «один из величайших

художников в мире» «великий Врубель» присутствовал на свадьбе его бабки и деда.

Одновременно внук сожалеет о том, что в юные годы не осознавал всего богатства, скрытого в

культурной памяти Петра Кончаловского. «Если бы я знал хотя бы сотую часть того, что знаю

сегодня, — обращается он в «Письме деду» к духу уже почившего предка, — я бы замучил тебя

вопросами о той жизни, об искусстве и о бесценном наследии русской культуры, которое ты

пронес из XIX века в XX…»

В январе 1903 года у молодых супругов Кончаловских родилась дочь Наташа, будущая

мать Андрея. В марте же 1906-го появится его дядя — Михаил.

Профессиональный путь Петра Кончаловского как живописца определился не сразу, но

резко. В 1896 году, по настоянию отца, он поступил на естественный факультет Московского

университета. И тут уже упросил родителя отправить его в Париж учиться живописи.

Вернувшись в Россию, Петр Петрович поступает в Академию художеств.

Рассказывая об этом периоде жизни художника, П.И. Нерадовский пишет: «Кончаловский

рос баловнем. В Академии он держал себя независимо, иногда даже вызывающе. Он был всегда

окружен подпавшими под его влияние учениками. Он интересно, а иногда артистически

рассказывал или пел. Работа за мольбертом не мешала ему петь или развлекать соседей. У него

была потребность привлекать к себе внимание…»

Эти строки рифмуются с тем, как описывает Андрей свою учебу во ВГИКе, куда он

поступил «без всякого страха, экзамены сдавал с удовольствием», поскольку ему «это было

легко». Легко было и учиться. «Ромму очень не нравилось, что мне так легко учиться… Мне он

всегда ставил тройки, хотя я знал, что мои работы не хуже других, а по большей части и

лучше… Думаю, Ромм меня сознательно придавливал тройками. Он чувствовал мою

легкомысленность, бесшабашность, ему это претило…» Да и артистизм деда, «потребность

привлекать к себе внимание» были присущи молодому его внуку.

В 1907 году Петр Петрович познакомится с живописцем Ильей Ивановичем Машковым. В

конечном счете их общая неудовлетворенность тогдашней жизнью в искусстве выльется в

творческое объединение «Бубновый валет», первая выставка которого состоялась в 1910 году.

Когда обращаешься к недолгой паре-тройке десятилетий Серебряного века, поражаешься

той парящей свободе, с которой объединялись (и разъединялись!) творческие души самого

разного состава. Поражаешься их ртутной подвижности — сегодня там, а завтра здесь; сегодня

— живописание в Париже, завтра — перрон вокзала в Питере, послезавтра — казачий дом в

Красноярске. Легкость, с какой они снимаются с места, меняют очаги и стены, этот захлеб

жизнью иногда кажутся лихорадочно-бредовым предчувствием каких-то последних дней.

Действительно, жили ощущением: весь мир — наш дом. И это накануне

социально-исторической катастрофы!.. Энергия «серебряной» свободы, распирающей тело и

душу жизнеспособности сохранялась и тогда, когда катастрофа приобретала вполне очевидные,

даже бытовые формы. Мало того, уже внутри разлома, последовавшего за событиями

Октябрьского переворота, они упивались токами вдруг наступившего недолгого освобождения

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»