нем мы видим привлекательную двадцатидвухлетнюю особу, кутающуюся в шубку в зябком

девичьем одиночестве, с печальной задумчивостью на лице и со слезой во взоре. В портрете

между тем живет улыбка отца-художника, убежденного в том, что отбою от женихов у дочери

нет и не может не быть. Собственно, так и случилось — в 1927 году она нашла себе мужа.

Первым мужем Натальи Петровны был сын богатого московского купца первой гильдии,

державшего до революции торговлю чаем. В роду его были и крепостные. А сам он получил

хорошее образование в Англии. Когда-то он был пианистом, но бросил музыку и перешел на

коммерцию. Работал некоторое время в торгпредстве в Англии, затем в Москве. И именно он,

Алексей Алексеевич Богданов, развлекал уже в Америке ностальгически опечаленного Сергея

Тимофеевича Коненкова импровизациями на темы Баха, любимого композитора скульптора.

Старший сын Натальи Петровны так передает романтическую историю ее первого брака:

«В 1927 году мама убежала в Америку без разрешения родителей. С чужим мужем. В те

времена можно было развестись по почте. Пока доехали до Владивостока, он уже получил по

телеграмме развод. На пароходе, который шел из Иокогамы в Сан-Франциско, поженились: в

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

28

Америку она уже въехала женой красивого господина… Он был представителем «Амторга»,

свободно владел английским, курил сигары и носил гамаши…»

По свидетельству внучки Натальи Петровны Ольги Семеновой, ее бабушка, мечтавшая о

многодетной семье, пережила глубочайшую драму в супружеской жизни. «Шесть раз

обрывались беременности. Когда, перед возвращением в Россию, родился мертвый ребенок,

поняла, что остается надеяться на чудо…»Дочь Екатерину Наталья «вымолила», вернувшись в

Россию в очередной раз беременной. И 7 ноября 1931 года у нее родилась пятикилограммовая

девочка, прозванная акушерками царь-бабой… Он и стала по прошествии времени матерью

Ольги Семеновой.

Через пару лет после возвращения в Россию супруги, по инициативе Натальи Петровны,

расстались. Спустя время по обвинению в шпионаже был расстрелян старший сводный брат

Алексея Богданова. Младший пытался протестовать. Его посадили. И в лагере купец-англоман

вскрыл себе вены.

2

В 1934 году Наталья Петровна познакомилась с поэтом Павлом Васильевым, история

отношений с которым откликнулась в «Сибириаде». Знакомство состоялось в семье поэта

Михаила Герасимова. Здесь собирались друзья-стихотворцы: Кириллов, Грузинов, Клычков. Это

были литераторы пролетарско-крестьянского направления и такого же происхождения. Все они

были репрессированы и расстреляны в 1937 году.

Сама Наталья Петровна об этом периоде своей жизни писала: «Мне был тогда 31 год… Я

оставалась одна, была еще молода, свободна, привлекательна. Я хорошо говорила по-английски,

писала стихи, пела американские песни, подражая неграм, ловко выплясывала их танцы,

подпевая себе…»

Зажигательный «негритянский танец» и подогрел лирический восторг Павла Васильева,

кажется, самого крупного из всей этой компании поэта, и он разрешился стихами,

воспевавшими столь яркое событие.

…Есть своя повадка у фокстрота,

Хоть ему до русских, наших, — где ж!..

Но когда стоишь вполоборота,

Забываю, что ты де-ла-ешь…

… Стой, стой, стой, прохаживайся мимо.

Ишь, как изучила лисью рысь.

Признаю все, что тобой любимо,

Радуйся, Наталья, веселись!..

Стихи «Шутка» были написаны в марте 1934 года. Но читатель уже заметил, наверное, что

Наталья Петровна сознательно или скорее бессознательно фактически цитирует их, когда

признается в более поздних автобиографических очерках в легком чувстве вины, которое вдруг

посетило ее, когда семья покидала Сорренто. Может быть, она не могла избавиться от этого

чувства не столько перед давним Антонио, сколько перед Павлом, чем-то неуловимо

смахивающим на портрет хвастливого итальянца, нарисованный Натальей Кончаловской в ее

воспоминаниях.

Поначалу поэт произвел на молодую женщину неприятное впечатление. «Был он в