вообще была человеком на редкость страстным. Это я понял очень поздно…»

Как любила его мать, Андрей услышал от нее самой действительно очень поздно. Когда

увидел ее в последний раз в клинике, и мать призналась, что любила его больше всех на свете.

«Но это надо потерять, чтобы почувствовать».

Воспоминания Андрея появились через десять лет после смерти матери. С чувством

запоздалой вины говорит он о молодом своем эгоизме, который замечает и в собственных

повзрослевших детях. Тогда, давно, он не находил времени прислушаться к тому, чем мать

хотела поделиться с ним, уже взрослым и, как ей казалось, способным понять ее переживания и

мысли. Но сын не готов был воспринимать ее литературную деятельность, как, впрочем, и то,

что писал отец. Сын был занят собой. Когда надо было слушать, он «набирался

наивозможнейшего терпения и внимания». Но в этот момент рядом с ним нередко сидела

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

31

какая-нибудь девушка…

Тяжело мать восприняла планы сына покинуть страну. В ее переживаниях было и много

вины за собственный давний отрыв от родных мест. Мать долго спорила с сыном, плакала. Но

после премьеры «Сибириады» согласилась с тем, что сын прав: «Я не должна тебя осуждать,

ведь я сама когда-то вот так же уехала…»

В зрелые годы и в старости она изо всех сил пыталась удержать от распада семейное

целое. С терпеливым вниманием принимала, например, на Николиной Горе невесток, а вслед за

ними и возлюбленных старшего сына, стараясь сохранить равновесие традиционных

взаимоотношений. «К маме было настоящее паломничество, — рассказывает Андрей, — она

умела давать людям положительные заряды. Многие мои женщины навсегда оставались ее

верными друзьями. К счастью, с возрастом в ней прошла суриковская нетерпимость. У бабушки

еще была категоричность: только черное или белое, никаких полутонов. Мама ко всему

относилась примирительно».

Те, кто видел и знал Наталью Петровну в эти годы, вспоминают ее смех, заполнявший

пространство большого дома… Вспоминают, как она обожала своих детей… Казалось, со

старшим сыном она была особенно близка. В отличие от младшего, веселого, неунывающего,

старший называл себя «меланхоли беби».

Тогда Наталье Петровне было уже за семьдесят. Несмотря на ее усилия удержать

домашнее равновесие, оно неотвратимо уходило из семьи с убегающими годами жизни Наташи

Большой.

Актриса Елена Коренева, вспоминая свои встречи с Натальей Петровной, время,

проведенное на Николиной Горе, полагает, что красота семейства Михалковых-Кончаловских

нелегко далась ее создателям. Актриса видела, как беззаветно любит свою мать ее старший, как

хранит благословленные ею иконки, ее фотографии, как переживает ее старость. И вместе с тем

— сопротивляется ее силе, освобождается от ее власти, чтобы быть не просто сыном, но

мужчиной. «Будучи на десять лет старше своего мужа и с какого-то времени живя отдельной от

него жизнью, Наталья Петровна смотрела на него глазами мудрости и терпения».

Юная Елена прибилась к матери своего возлюбленного Андрея, тогда уже женатого на

француженке Вивиан Годэ, как к крепкой пристани и училась у нее. Училась, например, быть

сильной в одиночестве. Здесь самое главное, утверждала Наталья Кончаловская, чтобы было

интересно с самой собой, и тогда уже ничего не страшно.

4

А гораздо ранее, в середине 1960-х, в семью Михалковых-Кончаловских войдет

начинающая актриса Наталья Аринбасарова, вторая жена Андрея. Через полвека она подготовит

с помощью своей дочери (правда, уже от второго брака) Екатерины Двигубской мемуары — в

том числе и об этом периоде жизни.

Как казалось тогда Наталье, они очень быстро подружились с матерью ее мужа.

Аринбасарова получила прозвание — Наташа Маленькая, чтобы отличаться от Наташи

Большой…

Для Маленькой образ обители Кончаловских складывался из традиционных

составляющих: «аромата свежего кофе», «поджаренного хлеба», «щебетанья канареек» и т. д.

Именно так встречало ее каждое утро. Она попала в налаженный, как бы дореволюционный