манерах развязен, самоуверен, много курил, щурясь на собеседников и стряхивая длинными

загорелыми пальцами пепел от папиросы куда попало». Но как только он начинал читать стихи,

его облик неузнаваемо менялся в глазах Натальи. «И это был подлинный талант,

всепобеждающий, как откровение, как чудо!» — восклицает она годы спустя.

Появился целый стихотворный цикл, посвященный «русской красавице» и, по убеждению

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

29

Андрея, «сублимировавший эротическое, сексуальное влечение к ней».

По первым строфам «Стихов в честь Натальи» можно действительно подумать, что

лирический герой воспевает вполне конкретную свою возлюбленную и недавнюю с ней

близость. Но дальнейшее развитие лирического сюжета абсолютно фольклорно. Здесь видно

восхваление не столько конкретной особы, сколько обобщенной русской красавицы Натальи,

вроде сказочной Василисы Прекрасной. И в этом весь Павел Васильев, его поэтическая манера.

Прекращение приятельских отношений между ними Наталья Петровна описывала так: «Я

была в ударе, танцевала, шутила, пила шампанское, и вдруг Павел, от которого можно было

ждать любой неожиданной выходки, иногда почти хулиганской, почему-то пришел в бешеную

ярость. То ли выпил лишнего, то ли взяла его досада на мою «неприступность», но вдруг с

размаху ударил меня и с перекошенным побелевшим лицом выбежал из квартиры и скрылся».

На следующий же день Наталья услышала звонок в дверь своей квартиры. Открыла —

перед ней стоял Павел. Он просил прощения и обещал, если Наталья не простит, стать перед

дверью на колени и не уходить в ожиданье прощения. Женщина в гневе захлопнула дверь. А

Павел стоял так с двенадцати до трех часов дня… Ей звонили соседи и сообщали, что какой-то

ненормальный не хочет уходить с площадки. В конце концов позвонили из милиции… «Я

решила прекратить эту демонстрацию и открыла ему дверь. Он плакал. Просил прощения. Я

простила его, но он ушел расстроенный. И дружбе нашей пришел конец…»

Андрей полагает, что мать очень рассердили стихи Павла, поскольку в них

воспроизводились отношения, каковых на самом деле между нею и поэтом никогда не было. Но

в стихах были лишь пылкое воображение поэта и такой уровень художественного обобщения,

который вряд ли подразумевает портретную конкретику.

И Наталья Петровна, и Павел Васильев — сибирских корней, но не были равны по

социальному происхождению. У поэта оно явно пролетарское. Неравенство это, может быть,

откликнулось в героях «Сибириады», далекими прототипами которых они стали.

Настя Соломина — девушка из семьи зажиточной, крепкой, своенравная, с сильным

характером. Николай Устюжанин — бедняк, отравленный мечтой о «городе Солнца», о царстве

небесном для бедных. Их отношения начинались, что называется, с классовой вражды, когда

маленький Колька, живущий вечно впроголодь, охотился за пельмешками Соломиных, а Настя

его ловила и жестоко наказывала. Девушкой и юношей они полюбили друг друга. Но классовая

дистанция давала себя знать, отодвигая чувство, пока наконец оба не покинули родную Елань,

окунувшись в костер революции.

Художественный вымысел и биографический факт реальной жизни время от времени

пересекаются в творчестве режиссера, подсвечивая, комментируя друг друга. Но сам

Кончаловский ни одну из своих картин не может назвать автобиографичной. «Если это и

присутствует, то проявляется не в ситуациях, а в моем отношении к ним… Все мои картины

автобиографичны лишь в том смысле, что в них я говорю о том, к чему мое сердце открыто, что

мне дорого, что занимает меня в проблемном плане. Дуализм свободы, мужчина и женщина, что

их связывает и что разделяет, как соотносятся любовь и свобода. Я, например, очень сильно

сомневаюсь в том, что можно любить и быть свободным. А если свобода без любви или любовь

без свободы, тогда что лучше? У каждого свой выбор, но каждый должен чем-то пожертвовать.

Необходимость жертвовать — в этом уже есть автобиографический момент».

Актриса Наталья Андрейченко была приглашена на роль героини фильма не случайно. Не