Шрифт:
Она целует Вальку, и тот успокаивается.
— С первого раза никогда ничего не получается, — философски заявляет Леля Кальченко. — Давай в эту квартиру позвоним.
— Давай. Звони!..
Леля храбро звонит. Девочки слушают быстрый топот детских ног.
Дверь открывает мальчишка, рыжий как огонь, с лицом бывалого трамвайного «висуна» и любителя подраться.
— Мы из восьмого подъезда! — начинает Леля Кальченко.
— А вот я тебе как дам сейчас по уху, так ты сразу станешь из шестнадцатого! — говорит мальчишка.
— Обожди, — вмешивается Галя. — Мы хотим твоей маме помогать, потому что ты, наверное, очень трудоемкий!
— И тебе как дам сейчас по уху, так ты тоже станешь трудоемкая! — повторяет мальчишка, очень довольный своим остроумием.
— Пойдем, Леля! — сухо говорит Галя. — Это какой-то дурачок, пятачок за пучок.
Мальчишка с хохотом захлопывает дверь. Сконфуженные девочки и Валька спускаются ниже — на площадку второго этажа.
— С двух раз никогда ничего не получается! — говорит Галя Кусихина. — Я сюда позвоню. Хорошо, Леля?
— Звони уж, ладно!..
На этот раз дверь им открывает старик: лысый, сгорбленный, с крючковатым лиловым носом, настоящий Змей Горыныч.
Он подозрительно оглядывает детей и сухо говорит:
— Ну чего вам?..
— Вы семья фронтовика? — сладким голосом спрашивает Леля Кальченко.
— Ну, фронтовика! А тебе чего?
— Мы из восьмого подъезда!.. Мы хотим вам помогать по хозяйству.
— Хлеба нету у меня лишнего. И денег нету.
— Ой, что вы?! — разом говорят обе девочки. — Нам же не надо хлеба! И денег тоже не надо. Мы так!..
— Ну, заходите! — смягчается Змей Горыныч. — Нечего квартиру студить!..
Девочки и Валька входят в переднюю и робко останавливаются.
— Не пойму я, чего вы хотите? — спрашивает старик.
— Хотим вам помогать по хозяйству… Давайте мы вам пока мусорное ведро вынесем! — предлагает Леля Кальченко.
— Ишь ты, какая ловкая! Возьмешь ведро, а потом забросишь куда-нибудь, и ищи-свищи тебя!.. А теперь ведров-то нету нигде.
— Если вы нам не верите, — обижается за подругу Галя Кусихина, — мы вам нашего мальчика оставим в залог. Валька, посидишь с дедушкой, пока мы с Лелей ихнее ведро отнесем на помойку.
Валька кривит рот и без всякой подготовки начинает громко реветь. Во-первых, его пугает перспектива остаться наедине со Змеем Горынычем; во-вторых, он тоже хочет нести ведро на помойку. Девочки принимаются его утешать, и в конце концов вопрос решается так: Галя и Валька понесут на помойку ведро, а Леля будет мыть посуду.
Галя и Валька уходят. Ведро очень тяжелое, и Галя несет его, вся перегнувшись в одну сторону и быстро-быстро семеня спичечными своими ножками.
Валька шагает рядом с ней, толстый и важный, как маленький Будда.
Леля тем временем моет стариковскую посуду. Чашки и тарелки буквально пляшут у нее в руках, как в цирке! И не успевает старик опомниться, как вся посуда уже перемыта, перетерта и поставлена на полку.
В самый разгар этого самодельного субботника отворяется дверь, и в переднюю быстро входит коренастый блондин в черном драповом пальто и помятой серой шляпе. Щеки у него небритые, глаза красные — видно, что он плохо спал и сейчас куда-то очень спешит.
— Папаша, давай есть! — говорит блондин и, заметив детей, удивленно спрашивает: — Это что за гоп-компания?
— Ангелы-помощники! — сообщает старик, улыбаясь во весь свой беззубый рот.
— Мы из восьмого подъезда, — говорят девочки разом.
— От Маруси не было письма? — спрашивает блондин у старика.
— Не было, Васенька! Говорят, с их фронта к Деминым брат приехал. Ты бы зашел, узнал, может, он где видел нашу Марусечку!
Старик уходит на кухню и гремит там тарелками — готовит сыну еду. Галя и Леля растерянно, переглядываются, и Леля, собравшись с духом, спрашивает блондина:
— А вы сами разве… не на фронте?
— Нет, у меня жена на фронте. Она военный врач…
— Значит, вы не семья фронтовика?
— Ну, раз у меня жена на фронте, значит, я — семья фронтовика! — ухмыляется блондин.
Девочки снова переглядываются. На лицах у них написано: «Кажется, мы дали маху!»
Блондин снимает пальто, и Галя первая замечает на борту его пиджака золотую почетную нашивку, означающую, что ее обладатель был тяжело ранен на фронте. Гале становится жалко его, и она говорит: