Шрифт:
Ты ведешь неверные записи в своей расчетной книге: то, что ты дал, оцениваешь дорого, то, что получил, – дешево.
«О гневе», III, 31
Деньги насквозь пропитаны нашей кровью.
«О гневе», III, 33
Насколько достойнее смеха то, из-за чего мы то и дело льем слезы!
«О гневе», III, 33
Поверь мне, все, что зажигает нас страшным пожаром, – сущие пустяки, не серьезнее тех, из-за которых дерутся и ссорятся мальчишки.
«О гневе», III, 34
Кто никогда ничему не выучился, тот не хочет ничему учиться.
«О гневе», III, 36
Этого ты предостерег правильно, но чересчур свободным тоном: и вместо того, чтобы исправить, обидел человека. На будущее смотри не только то, правду ли ты говоришь, но и на того, кому говоришь: переносит ли он правду.
«О гневе», III, 36
Баловень счастья ‹…› считает, что труднодоступная дверь – первый признак блаженного и могущественного человека. Видимо, он не знает, что труднее всего открываются ворота тюрьмы.
«О гневе», III, 37
Ты косо глядишь на кого-то из-за того, что он дурно говорил о твоем таланте. Неужели ты считаешь каждое его слово законом? И неужели Энний [римский трагик] должен возненавидеть тебя оттого, что его поэмы не доставляют тебе удовольствия, ‹…› а Цицерон – стать твоим врагом из-за того, что ты пошутил насчет его стихов?
«О гневе», III, 37
Первую вспышку гнева мы не осмелимся унимать словами. Она глуха и безумна. ‹…› Лекарства приносят пользу, если давать их в промежутках между приступами.
«О гневе», III, 39
Гнев, ‹…› когда окостенеет, затвердеет, ‹…› превращается в ненависть.
«О гневе», III, 41
В перерывах между утренними зрелищами нам обычно показывают на арене сражение привязанных друг к другу быка и медведя: они рвут и терзают друг друга, а рядом их поджидает человек, которому поручено в конце прикончить обоих. То же самое делаем и мы, нанося удары людям, с которыми мы связаны, а рядом с победителем и побежденным уже стоит их конец, причем очень близкий. Нам ведь осталось-то столечко! Что бы нам прожить эту капельку времени в мире и покое!
«О гневе», III, 43
Часто ссору прекращает раздавшийся по соседству крик «Пожар!».
«О гневе», III, 43
Что хуже смерти можешь ты пожелать тому, на кого гневаешься? Так успокойся: он умрет, даже если ты палец о палец не ударишь.
«О гневе», III, 43
Я скорее прощу того, кто нанес врагу рану, а не того, кто мечтает посадить ему чирей: тут уже не только злая, но и ничтожно мелкая душонка.
«О гневе», III, 43
О сколь презренная вещь – человек, если не поднимается он выше человеческого!
«О природе», I, предисловие, 5
Что такое бог? – Все, что видишь, и все, чего не видишь.
«О природе», I, предисловие, 13
Уже старик, он [Ганнибал] не переставал искать войны в любом уголке света: настолько, обходясь без родины, не мог он обходиться без врага.
«О природе», III, предисловие, 6
Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.
«О природе», III, предисловие, 10
Все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться – значит отпасть от бога.
«О природе», III, предисловие, 12
Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство – постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.
«О природе», III, предисловие, 16
Быть рабом самого себя – тяжелейшее рабство.
«О природе», III, предисловие, 17
Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.
«О природе», III, 30, 8
Если я и бываю доверчив, то только до известной степени и принимаю лишь те маленькие выдумки, за которые бьют по губам, а не вырывают глаза.