Колокольчик
Рассказ об актрисе русского крепостного театра Прасковье Ивановне Ковалёвой-Жемчуговой. Для младшего школьного возраста. Художник А.Аземша.
неца, которая стала одной из самых известных
актрис России в восемнадцатом веке.
Театры были тогда далеко не во всех городах.
Вот почему при домах богатых людей стали стро-
ить небольшие театральные сцены. А играли на
этих сценах, «на киятре», как тогда говорили,
слуги князей и графов, крепостные артисты.
В Москве, близ Останкинской телебашни, находится Останкин-
ский дворец-музей творчества крепостных. Двести лет назад этот дво-
рец принадлежал графу Шереметеву. В этом дворце в крепостном
театре и играла Прасковья Ивановна Ковалёва-Жемчугова, замеча-
тельная актриса того времени.
Коротка была жизнь актрисы — трудно жить народному таланту
в крепостной неволе.
те времена в России на тысячи вёрст простира-
лись леса. Реки, луга и пашни вдоль рек, дере-
вушка — и снова леса. Были, конечно, и города,
но мало их, встречались редко. А так — всё леса,
да пашни, да деревушки, да снова леса...
В одной из таких деревушек, в семье кузнеца,
и родилась будущая актриса.
Сколько помнит себя девочка, вокруг тёмные стены да светлые
окна. Стены избы тёмные оттого, что по вечерам жгли лучину. А окна
светлые оттого, что родные места славились мастерами по дереву. Ук-
рашали мастера свои избы затейливыми резными наличниками. Не ве-
лико и украшение, а всё веселее жить.
Часов в деревне не было. Часами было солнышко. Розовел небо-
склон рассветом — шли в поле крепостные крестьяне. Со стариками и
старухами, с малолетними детьми. Садилось за дальний лес солныш-
ко — семья собиралась за столом.
Щи хлебали из глиняной чашки. Ели кашу. Жевали молча. Пяте-
ро детей в избе, а за столом тихо. Грозен отец, сидящий во главе сто-
ла. Чуть не так — а ну-ка ложкой, да по лбу. Не до веселья. Да и то
сказать — устали за день.
Старшая дочка положила ложку. Отец строго взглянул:
— Дадено — ешь!
Слово отца — закон. Взяла Прасковья ложку, и снова — за кашу.
Иван Ковалёв работал у барина кузнецом. Приходили к нему из
окрестных деревень — коня подковать, скобу выковать, косу, ковш. От
слова «ковать» и прозвище ему дали — Коваль. А потом фамилия по-
явилась — Ковалёв.
И вся семья была — Ковалёвы.
мать весело скликала дочерей:
— Прасковья! Матрёна!
В руки — лукошки плетёные, на ноги — лапти
липовые, и — в дорогу! В дальний лес!
В лесу Параша находила свою любимую поля-
ну. Там стоял её любимый клён. Небольшое,
стройное, складное, ровненькое дерево, всё будто облитое листьями.
Нигде — ни в саду, ни в лесу среди иных деревьев такого дерева не
найдёшь. Только здесь, на светлой поляне. На воле! Паша любовалась
милым клёном, обнимала его.
А вокруг столько разных птиц!
— Фьють!.. Чив, чив!.. Зью, зью!..
Она вторила им. Казалось, птицы принимали её в свой хор. Паша
радовалась и чувствовала себя вольной, как птица.
Тут сестра и мать звали Парашу:
— Ау! Ау!
Шли к озеру. Садились на берегу, перебирали грибы и любовались
тихими водами. Облака белыми шапками неспешно плыли в озёрной
воде. Синий лес глядел на них не сердито, не угрюмо, а с тайной ду-
мою. О чём была дума? Кто знает... Небось о воле, счастье, о радости
жить?
Низким грудным голосом, протяжно и как бы нехотя запевала
Матрёна Ивановна:
Шла утица по бережочку,
Шла утица по крутому.
Ей начинали подпевать девочки, всё скорее, всё веселее пригова-