Шрифт:
Похоже, в то время трудно было достать какую-либо документацию. «Ты видишь себя на это свадьбе?» — спросил я. Она тут же ответила мне громким шепотом:
«Что ты чувствуешь?»
«Почему? С вами плохо обращаются?»
«Ты когда-нибудь покидала поместье? Или всю жизнь прожила в нем?»
Она произнесла это задумчиво. Я почувствовал грусть в ее голосе. Ее жизнь была трудна и безнадежна.
Я повел ее дальше, ко дню ее смерти.
Она дышала прерывисто и поверхностно, превозмогая боль. После нескольких минут агонии выражение ее лица стало мягче, тело расслабилось.
Затем возникла длинная пауза.
«Что ты думаешь о только что закончившейся жизни?»
«Какого он цвета?»
Она замолчала, отдыхая в лучах этого света.
«Что ты чувствуешь?» — вмешался я.
Она продолжала ждать, а минуты шли. Я решил ускорить процесс:
«У меня есть вопрос».
«К кому-нибудь — к тебе или Учителям, — ответил я. — Я думаю, что понимание одного вопроса очень поможет нам всем. Вопрос такой: можем ли мы выбирать время и место нашего рождения и нашей смерти? Можем ли мы выбирать обстоятельства нашей жизни? Можем ли мы выбирать время нашего возвращения? Мне кажется, если мы будем знать это, то сможем избавиться от множества страхов. Есть ли здесь кто-нибудь, кто может ответить на мой вопрос?»
Казалось, в комнате стало прохладно. Когда Кэтрин заговорила снова, ее голос стал более глубоким и звучным. Этот голос я раньше не слышал. Это был голос поэта:
Я тут же понял, что это говорила не Кэтрин. «Кто говорит со мной сейчас? — спросил я. — Кто это?»
Кэтрин ответила в своей обычной манере — тихим шепотом:
Она также знала, что это знание исходит не от нее — ни из ее сознательного, ни из подсознательного. Ни даже из сверхсознательного. Она каким-то образом слышала, а потом передавала мне слова и мысли кого-то очень особенного, кого-то, кто «контролирует это все». Таким образом проявился еще один Учитель. Это был не тот Высший Дух, которого я слышал прежде и от которого я получал очень мудрые послания. Это было новый дух, со своим особенным голосом и стилем, очень поэтический и чистый. Этот Учитель говорил о смерти без колебаний, но голос его был наполнен любовью. Эта любовь была теплой и настоящей, и в то же время самодостаточной и всеобъемлющей. Она была полна блаженства, но не была удушающей, эмоциональной или ограничивающей. Голос привносил атмосферу любви и всеобъемлющей доброты, и мне чем-то это показалось знакомым.