Шрифт:
руками, — сам понимаешь, время военное, потери
неизбежны.
— Не дело это, Гошка, — говорит чистильщик,
поправляя кубанку. — Поймают — печенку отобьют. Или,—
он делает выразительный жест рукой, — веревку на шею
и к первому фонарю подвесят.
— А блеск за леи и марки наводить — дело? — зло
щурится Гошка. — Мне стыдно за вас, гражданин
мастер. Очень стыдно. И вся Одесса за вас краснеет.
Заметив в толпе толстую румынку с сумочкой, он
вскакивает, словно его подбросило пружиной.
— Пардон, мастер! Меня, ей-ей, кажется, заждалась
гранд-дама.
Гошка галантно расшаркивается перед
чистильщиком, который смотрит на него с грустной улыбкой,
подтягивает брюки и важно, вперевалочку, направляется
вслед за «гранд-дамой».
В это время к Привозной улице со стороны вокзала
подъехал грузовик с солдатами.
— Полундра, землетрясение! — слышится чей-то
возглас, и вмиг рынок превращается в потревоженный
муравейник.
Солдаты и полиция перекрывают выход с Привозной
улицы, начинают проверять документы.
В противоположном конце переулка, у входа в
Привоз, раздается несколько выстрелов.
— Вон он, вон! — кричат полицаи и кидаются сквозь
толпу, расшвыривая всех и все на своем пути.
Выстрелы учащаются. Люди прижимаются к стенам
домов, и все становится видно, как на ладони. У входа
в Привоз, прижимаясь к воротам, стоит высокий
мужчина и почти в упор стреляет в бегущих к нему солдат
и полицаев.
Несколько солдат и полицаев падают. Но и
стреляющий как-то странно надламывается и опускается на
колени. Затем он поднимает голову и подносит пистолет
к виску...
37
САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
Мужчину, покончившего с собой, а также своих
убитых и тяжело раненных солдаты и полицаи грузят в
машину и уезжают. Рынок пустеет. Лишь старичок
кряхтит у своего «великолепного дубового гроба», не зная,
то ли тащить его обратно домой, то ли плюнуть на него
и бросить.
— Видел? То-то... Настоящий был одессит, не то что
некоторые, — говорит чистильщику появившийся с
дамской сумочкой Гошка.
Чистильщик молчит, наклонив голову, укладывает
щетки в короб.
— Да оставь ты, деда, это сокровище! — обращается
к старичку Гошка. — Сколько оно стоит — сорок лей,
шестьдесят? На, держи, — он отсчитывает и вручает ему
деньги, затем пинает гроб ногой.
— Жалко брошать, — шепелявит дед. — Хранил
штолько лет!
— Как знаешь! — Гошка машет рукой, уходит.
Когда Гошка скрывается за углом ближайшего дома,
Яша — а это он — встает и не спеша направляется домой.
Псгиб еще один товарищ. Геройски! Что он
подпольщик — ясно! Но из какого отряда? И куда шел? Его,
наверно, ждут и не знают, что его кто-то выдал. Надо
сообщить дяде Володе, он, вероятно, связан с другими
отрядами и передаст кому следует. Да, придется
пробираться к катакомбам. Ребятам удалось узнать, где
гитлеровцы устроили базовый склад горючего. Находится
он рядом со спиртозаводом. Горючее подвозят в танкерах
из Плоешти. Говорят, что бензин авиационный.
Сведения об этом складе Бадаев просил передать в отряд как
можно быстрее. Кое-что они узнали еще третьего дня —
в порт прибыло пять транспортов с войсками. Недалеко
от города появился новый аэродром. В бывших
овощехранилищах гитлеровцы устроили склад артиллерийских
снарядов. А тут еще этот случай на рынке...
Путь домой неблизкий, но Яша не торопится.
Торопиться некуда. Все ребята на задании. Саша Чиков
ведет наблюдение в порту. Братья Музыченко шагают «в
село за продуктами»: следят за всем, что делается на
Московской дороге вблизи города. Гриша Любарский в
нефтегавани. Леша Хорошенко изучает подходы к
новому складу артиллерийских снарядов. Дома в примусной
38
мастерской только брат Алексей. Да и у него дел полно.
Поделиться бы новостью с Федоровичем — Бойко, да