под бомбу попал.

— Как — под бомбу? — Дед оторопело заморгал

глазами, испуганно шмыгнул носом.

— Бомба, она разве разбирает, где хороший человек,

а где плохой? Упала на голову человеку — и все тут...

— Неужто были грабители? А я-то еще думал,

почему они так поздно к нему?

Соседки, толпившиеся в дверях и норовившие

заглянуть внутрь, в квартиру, лихорадочно зашушукались...

Эх, если бы знал «проницательный» дед-дворник, кто

перед ним, кому он по простоте душевной описал

внешность поздних гостей «Ангела»! Но не раскусил он

«двоюродного брата» Садового, принял его искусную

игру за чистую монету. А вскоре, сам того не ведая и

не желая, оказал ищейкам сигуранцы еще одну услугу.

И случилось это так...

Харитон и Друмеш шли по Преображенской.

Недалеко от полицейского участка они увидели шагавшего

им навстречу знакомого старика.

— Куда путь держим? — спросили они,

поздоровавшись с ним за руку.

— Гуляю, здоровье поддерживаю, — ответил

старик, обрадовавшись встрече и возможности посудачить

о том, о сем.

Вдруг он встрепенулся, прищурил глаза.

98

— Эка, неужто они?!

Харитон и Друмеш посмотрели в сторону, куда

показывал дворник.

— Во-он, видите? — горячечно прошептал старик.

По противоположной стороне улицы шли, о чем-то

оживленно разговаривая, двое — высокий мужчина в

длинном коричневом пальто и шляпе и мальчишка в

кубанке... Федорович и Яша.

— Глаза стали не те, — пожаловался дворник, —

но кажется, они, те, что заходили тогда вечером к

вашему родственнику... Точно, они!

Контрразведчики молча выразительно

переглянулись, пожелали дворнику «хорошего здоровьица» и чуть

ли не бегом направились вслед за свернувшими за угол

дома, на соседнюю улицу, высоким мужчиной с

ястребиным носом и его маленьким спутником...

В тот же вечер переодетый локатинент Друмеш

постучался на квартиру к Федоровичу и, представившись

работником городской примарии, попросил его пройти

с ним. «Выправка кадрового офицера, — определил

Федорович, окинув взглядом стройную фигуру

«работника примарии». — Не иначе, как из сигуранцы».

Он шагал рядом с молчавшим Друмешем и проклинал

тот день, когда согласился остаться в подполье.

Собственно, как это произошло? — подумал он. — Почему

он оказался в особом чекистском отряде? Это же

форменное недоразумение, случайная ошибка. Какой он,

к черту, чекист?! Всю жизнь он был связан с

торговлей: то заведовал разливочным цехом на пивоваренном

заводе, то руководил колбасной фабрикой, то был

управляющим облвинтреста. Года два, правда, заведовал

продовольственным магазином областного управления

НКВД, а поэтому и писал в анкете: с такого-то по

такое-то время — служба в НКВД.

Досадная, глупая строчка в анкете! Пустяк, в

сущности, почти описка, каких-нибудь два-три слова,

неточно зафиксировавших суть дела. Никакого,

абсолютно никакого отношения не имел он к НКВД. Нет, раз

уж так вышло, раз не миновать разговора начистоту

с новой властью, то он попросит, точнее потребует,

чтобы она, эта новая власть, подошла к нему

объективно. Видит бог, о подполье он и не помышлял. Да и

какой из торгового работника, далекого от политики,—

подпольщик? Даже смешно... Как все это получилось?

7*

99

Он им расскажет. Он работал директором конторы

культторга. В контору и склад попала бомба. После

бомбежки он прибежал в горком партии, чтобы

выхлопотать транспорт и вывезти наиболее ценные товары.

Дело, конечно, было не в балалайках и роялях, а в том,

чтобы убраться подобру-поздорову подальше от грохота

и ужасов войны. Но в горкоме его появление в такое

время расценили по-своему и вместо грузовика

предложили... должность комиссара в формировавшемся

строительном батальоне. Он не возражал, согласился.

Впрочем, имело ли смысл возражать, отказываться от

комиссарства? Мигом отобрали бы партбилет, а без