И опять у Аделаиды странно засосало под ложечкой. Теперь она была больше чем уверена: всё это с ней уже происходило. Если б она верила в реинкарнацию, то подумала, что в прошлой жизни. Но память отказывалась помогать. «Значит, я видела это во сне!» – решила она.

– Я, когда вернусь из армии, поступлю в Музучилище.

– Вот если б вы не уезжали из города, и твоя мама по-прежнему была Председателем Медкомиссии в военкомате, не пришлось бы тебе ни в какую армию идти.

– Ты чего, Аделька?! – Манштейн уже откровенно смеялся своим кудахтающим смехом. – Неужели ты думаешь, что мать бы стала меня от армии отмазывать, и если б и отмазала, я бы туда сам не пошёл?! Ты чего?! Армия – это большой жизненный опыт! Вроде опасной экспедиции на Антарктиду или в Гималаи. Иногда ещё опасней. В экспедиции люди тоже бывают лишены всех привычных им благ. Вот так-то. Это ещё не всё. Помнишь, я тебе спел одну песню, и ты у меня тогда спрашивала о Высоцком. Я не смог тебе одолжить бобины, потому что они из дома невыносные. Родители не разрешают, и я не хочу делать что-то за их спиной. Но я тебе сделал ксерокопии его стихов. Получились, правда, не фонтан, некоторые буквы плохо видны, но разобрать можно. Ты читай пока стихи, потом когда-нибудь услышишь его голос. Зато стихи уже будешь знать наизусть, тогда ты сможешь ему подпевать, если захочешь. Ты нормальная девчонка. Знаешь, что мне в тебе всегда нравилось? Твоё раскатистое «р»! Как будто в слове не одна эта буква, а минимум три! А Высоцкий так и поёт: «Над обрр-р-рывом, по над прр-р-ропастью, по самому покр-р-раю!». Жёсткая «р», между прочим, говорит о твёрдости характера! Ты и он одинаково её произносите. Ладно, вот тебе листы, смотри, осторожно! Так ты помнишь, о чём мы тогда говорили?

– Помню.

Манштейн теребил бахрому белого шарфа и смотрел в упор на Аделаиду:

– Смелее, Адель! Смелее! Всё будет нормально. Придёт время, и всё встанет на свои места. Ты поймёшь, что к чему. Поймёшь, что нет вещей, о которых неудобно говорить! Есть люди, с которыми вообще говорить нельзя, потому что они просто не понимают человеческой речи. А есть другие люди, с которыми говорить надо. Скучно жить в вашем Городе, Адель! Потому что «окна настежь у вас, а душа взаперти». К чему недомолвки, к чему какой-то ложный стыд? Ты знаешь, что происходит вокруг тебя? Мужики хотят постоянно ежедневно, ежеминутно доказывать всем подряд своё «мужество». А дамы… а дамы, делая вид, что повёрнуты на своём «целомудрии», такое вытворяют! А я тебе скажу: все делают всё, что им заблагорассудится, однако втихаря, и платят потом за это золотой, звонкой монетой. Пока моя мать работала в больнице, я такого наслушался и навиделся!

«Да! Да! Да! – хотелось не сказать, а заорать Аделаиде. Она была счастлива, что не ошиблась во Фрукте, и разговор идёт на очень серьёзную, не касающуюся „стыдных“ вопросов тему. – Я тоже видела ведро в морге! Я тоже видела маленькую, брошенную в кустах девочку, которую мать не рискнула нести домой, чтоб не опозорить семью, и потому на ней сидели зелёные мухи!» – но горло сдавил спазм, и Аделаида молча слушала, опустив голову.

– Ты-то почему постоянно наступаешь себе на горло?! Боишься, что кому-то не понравишься? Так ты и так не нравишься! Боишься «получить замечание»?! Так ты и так по вторникам, когда твой папаша приходит, за весь класс отдуваешься. Всё потому, что другие родители в школу не ходят, а учителям надо же на кого-то наехать! Тебя выставили на линейке перед строем? Чего переживать-то? Не бери в голову! Они смеются, так ты им язык покажи! Или дулю! И сама смейся! Смейся, понимаешь?! Всем мил не будешь. Обязательно, что бы ты ни делала, найдутся люди, которым ты будешь не по душе. Ты слышала о знаменитой балерине Майе Плисецкой? Знаешь, что о ней писали? «Вместо того, чтоб заняться настоящей работой – Плисецкая ляжками трясёт»! Значит, ради кого-то, кто не любит балет, она должна перестать ими «трясти»? Нельзя прогибаться ни под кого. Кстати, если надумаешь худеть, то только тогда, когда сама этого захочешь и только ради себя, а не для того, чтоб тебя оставили в покое. Не оставят! Найдут что-то новое. Помнишь, я тебе говорил про гончих? Они будут гнаться, пока ты бежишь!

– В вашем Городе эти бабы юбками своими идиотскими метут тротуар, там где он есть, конечно. Глазки вниз, разговор шёпотом. Все друг другу врут, всё поставили с ног на голову. Так если этот национальный колорит ещё и перевести на строгое «советское воспитание»!.. Как тут все ещё живы?! «Девственность» какую-то втыкают во все дырки куда надо и не надо! Об этом «принято» говорить, об этом «не принято»! Ты знаешь, что из этого всего вытекает?! Я тебе скажу: тупое непонимание ситуации и дорогая за это расплата. Вот ты, к примеру, знаешь, что СССР занимает первое место по числу криминальных абортов, абортов вообще, искусственных родов на поздних сроках беременности, по детоубийству – это когда мамаши закапывают новорождённых живьём, кидают в помойные ямы, чтоб скрыть своё «бесчестие» от всяких «поборниц морали», которые «состязаются в эрудиции». Вот как наша завучиха, например, Лилия Шалвовна. Ты представляешь вообще, что она устроит, если узнает, что какая-нибудь школьница беременная?! Именно благодаря своей «глубокой эрудиции» бабы элементарно не умеют защититься от нежелательной беременности. Ты знаешь, что они потом выделывают?! Тебе бы это не приснилось ни в каком кошмаре! Они сами себе прокалывают матки вязальной спицей, тащат с биофабрики лекарства для прерывания беременности у крупного рогатого скота, вводят себе и истекают кровью. Ты знаешь, сколько детей топят в туалетах по деревням на краю огородов?! Мама мне говорила, что на территории нашей Горбольницы под каждым деревом по три-четыре младенца закопано… Неужели не лучше дать минимум знаний и культуры человеку, чтоб он по крайней мере знал, как защитить себя?!

– Прости, Адель, я не собирался тебя так грузить, но я уезжаю и поэтому должен был тебе всё это сказать. Читай, Адель, будь любопытной, старайся о жизни узнать побольше. Не знаю, почему, но мне за тебя страшно. Ты не такая, как все. У тебя мир не кривых зеркал, а симметричного отражения. И это очень опасно, потому что такой человек беззащитен. Я бы потом всю жизнь бы жалел, что не поговорил с тобой. Раз никто не считает нужным это сделать, то хотя бы я. Может, ты захочешь что-то изменить в своей жизни. Аделька, ничего не бойся, всё будет нормалёк! Я старше тебя и знаю о чём говорю. Мир не изменишь, поэтому делай что-то с собой. А ещё лучше, уезжай отсюда как можно побыстрее и подальше. Заживёшь своей нормальной жизнью, по своим правилам. Здесь тебе ничего не светит. Кстати, хочешь, я тебе потом напишу? Или нет, я передам письмо через Чапу, потому что твоя маман явно вскрывает твою почту.

– У меня нет почты…

– Тем более вскроет. Ладно, Адель, клади листики со стихами в портфель и не выпускай его сегодня из рук. Через пять минут звонок, – сказал Фрукт, мельком взглянув на часы, – давай, лезь вниз первая, а я запру чердак. Ха-ха! И ключ можно выкинуть. Отдавать кому-нибудь опасно: мало ли кто залезет курить и подожжёт школу! Ну, давай, Аделька – жирная сарделька, лестницу не развали!

Фрукт через полтора года действительно прислал ей письмо.

Десятый класс оказался ещё ужасней девятого.

Мама вообще перестала слышать, что Аделаида говорит. Кроме как об выпускных и вступительных экзаменах, она ни о чём не могла рассуждать. «Останешься за бортом» и «войди в колею» подавались как соль к обеду. Аделаида же пыталась жить как все девчонки её возраста – смотреть вокруг и видеть, иной раз стараясь что-то разобрать и сделать выводы, иной раз без рассуждений. Как она ни старалась, всё равно ухитрялась «разнервировать маму» любым, даже совсем невинным вопросом.

– Как ты меня умеешь вывести, а-а-а! – говорила в таких случаях мама. – Никто так не умеет, как ты! Аа-а-а!

Мама говорила что-то совершенно непонятное. Иногда казалось, что она специально показывает Аделаиде, что она одно, а Аделаида – совсем другое.

Однажды Аделаида слушала в очередной раз песню Муслима Магомаева «Свадьба». Песня была знакомая, но почему-то именно сегодня глубокий, проникновенный голос певца так растрогал её, так запал в душу, что Аделаида расслабилась, потеряла ощущение реальности и решила пофилософствовать, чего обычно с ней не бывало. Она умела держать себя в руках и строгости, но сегодня её умилили слова: