Под тихие всхлипывания пораженных ужасом вампиров, человек поднял с травы ниточку блестящих бус, долго смотрел на них, а потом кинул одной из серых фигур, припавших к земле.

–  Это украшение твоей ушедшей сейчас матери, Салвик, - негромко сказал он.
– Храни его, пока сможешь. Она была хорошим человеком. Когда-то она умела смеяться и любить.

Хор сдавленных горловых и шипящих рыданий был ему ответом.

–  Уходите!

Принцессы и Охотник остались одни.

У костра Охотник осторожно стянул с правой руки черную кожаную перчатку. Поймав внимательный взгляд Марины, он криво усмехнулся и протянул к ней руку.

–  Впечатляет, правда?

Маринка с ужасом увидела переплетение стальных и медных блестящих жил, чем-то напомнивших ей плетеные колечки и браслетики из разноцветных монтажных проводков, которые любили делать девочки постарше. Охотник медленно сжал и разжал пальцы. Видно было, что делать это ему было больно и трудно, но он все-таки сжал в пальцы в кулак. Скрип проводов, вытягивающихся в сложных бугристых переплетениях, напоминал звук, с которым в заржавевшем игрушечном автомобильчике проворачивались колеса.

–  Вы… вы весь такой?
– с ужасом спросила она.

–  Правая рука, - с усмешкой сказал охотник и поморщился.
– Ну, вот и добавилась еще одна стальная струна в моей клешне.

–  С каждым убитым вампиром?
– спросила Ирина, блестя сухими глазами.

–  С каждым. Когда-нибудь эта проволока доберется до моего сердца.

–  И что случится?

–  Тогда появится новый охотник, а я - отдохну.

–  То есть, вы умрете?
– настойчиво спросила Ирина, не отрывая глаз от лица Охотника.

–  Да, - помолчав, неохотно ответил он, с треском переломив ветку дерева в кулаке и бросив обломки в костер. В глазах его плясали огоньки костра.

–  Вампиры бывают разные. Кто-то с охотой кровь пьет, а кто-то так и не может с этим смириться.

–  А девочка эта… она со своей мамой была?

–  Нет, - не сразу ответил Охотник.
– Это мать ее подружки. Не смогла мать вынести то, что ее ребенок живым мертвецом стал. Вначале сама вампиршей стала, а затем обратила и лучшую подругу дочери. Ту, которую вы с куклой видели.

–  Но это же… это же подло!
– задохнулась Ирина.

–  Дочка просто приходила к маме, когда голод гнал ее из леса, - как будто не слыша Ирину, продолжал Охотник.
– Здесь много таких… жить-то и вампиру хочется. Детей в основном жалеют. Ну, пьет она кровь, что же теперь - колом ее? А маленькая Дина все время спрашивала соседку, куда подевалась ее дочь, Динкина подружка? Дина румяненькая такая… и растет красавицей. Вот соседка и не выдержала. И сама стала вампиром, и маленькую Дину обратила.

–  А где ее дочь… соседки-то этой?
– спросила Марина со страхом.

–  Убил я ее, - жестко сказал Охотник.
– Недолго в ней человеческое оставалось.

Они долго молчали, глядя в огонь. Маринка представляла себе, как становится вампиршей… и ее терзает голод. Как она бродит по лесам, стараясь догнать быстроногих оленей и грациозных единорогов. Но не может она соперничать с их царственной грацией и ловкостью… и как приходит она, голодная и оборванная к родительской двери и плачет под ней от холода…

–  Так и живут… - сказала она.

–  Да. Так и живут - годами. Дети и родители… влюбленные пары… только все равно, вампирская сущность постепенно верх одерживает. Так бы она сегодня тебя и закусала бы, принцесса, не приглядывай я за их стаей. Твое счастье - в рубашке ты родилась.

–  Спасибо…

–  Сестре спасибо скажи, она с факелом за тобой рванула, - спокойно перебил ее Охотник.

–  Я думала, у меня сердце выскочит, - Ирина бросила в огонь веточку и зябко передернула плечами.
– Ну и лица у них… и зубы…

Утром Охотник ушел, так и не сказав больше ни слова. Сестры, проклевавшие всю ночь носами у костра, только и успели увидеть скрывающуюся в подлеске спину - выцветший почти до белизны брезентовый длиннополый плащ и широкую коричневую шляпу, за ленточкой тульи которой торчали несколько серебряных игл-дротиков.

–  Знаешь, Маринка, - сказала Ирина, отчаянно зевнув, - это же не мы с тобой придумали, да?

–  Конечно не мы, - согласилась сестра, пытаясь увидеть хоть что-то в путанице ветвей.