Шрифт:
…в алом сводчатом зале Кот молча взял ее под руку.
– Пойдемте, принцесса, - сказал он.
– Нам далеко идти.
Позднее, пытаясь вспомнить, Марина могла бы рассказать только то, что было темно. Но не той, пугающей любого человека темнотой, в которой всегда может затаиться что-то страшное, а мягким и совсем не опасным сумраком сна, когда вам снится вечер и тишина. Даже цокающие подковки каблуков Кота, казалось, совершенно утратили способность звенеть по каменным плитам. Проплывали стены, завешенные смутно виднеющимися тяжелыми гобеленами, изредка пылали факелы и черные чаши треножных светильников. Где-то над головой колыхались не то знамена, не то золотые богатые занавеси.
Ей казалось, что они идут уже очень долго… а может быть и целую вечность, в которой вся ее жизнь, включая и детство, и юность, и долгое взрослое бытие были включены кратким светлым мигом, а истинная ее бессмертная жизнь - всего лишь торопливый и неустанный путь в бесконечном коридоре.
Но вот они вошли в зал, где сотни стоящих вдоль стен рыцарей в черных доспехах подняли огромные двуручные мечи, приветствуя принцессу, и с лязгом опустили их. Огромные, окованные вороненой сталью ворота отворились с едва слышным скрипом и Марина увидела притушенный свет хрусталя и золота…
В тронном зале, как и много лет назад, спали на своих высоких тронах королева богиня-мать и король-отец. Их лица не были бледными. Однако их сон был настолько глубок, что докричаться, доплакаться до них было невозможно. Марина знала это. Она помнила, как они сидели на ступеньках - две обнявшихся зареванных девушки - живые среди мертвых и величественных обитателей торжественного и мрачного зала. Она помнила, как поцеловала отца и мать, и как чуть заметная улыбка появилась на их губах…
И теперь два трона, чуть меньше, стояли в золотом и сиреневом сумраке, и на ступенях одного из них, где спала спокойная и торжественная Ирина, сидел рыцарь в черных доспехах, опустив голову на руки.
– Королева спит, - тихо сказал Кот, снимая шляпу.
– Я подожду вас неподалеку. Вы можете выразить свою скорбь, - и он отступил куда-то вбок, сразу же затерявшись в бесчисленных колоннах и нишах.
Марина стояла, чувствуя себя взрослой - да она и стала такой, какой была последние годы. Что ей было делать? Все слезы были выплаканы, все слова сказаны… остались только эти люди на тронах, когда-то бывшие для нее всем. Всем тем, на чем стоял мир, кто поддерживал небесный свод, чтобы она могла вести под ним свою милую кукольную жизнь, в которой были и минуты счастья, и горя, и великие взлеты и мучительные падения…
Что она могла сказать этим спящим? Зачем она пришла сюда, где нет времени и каждая пылинка застыла в твердом воздухе на века, - где единственным напоминанием о счастье и тепле земного существования является лишь тихое дыхание спящих?
Внезапно ей захотелось закричать и она сунула в рот кулак, больно укусив дрожавшие пальцы.
– Милый Кот, - справившись с собой, - тихо прошептала она.
– Ты слышишь меня?
– Да моя принцесса, - он уже стоял рядом.
– Почему я не вижу других?
– Здесь те, кто всего нужнее вам, принцесса. Хотите, я помогу вам подняться по ступеням?
– Нет… но будь рядом, хорошо?
Она погладила по теплой руке отца, капнув на нее слезами. Присела у ног матери и долго смотрела в знакомое властное лицо, смягченное смертью-сном. Оставалось самое трудное. С уходом папы и мамы она смирилась, - видит Бог, смирилась! Она ходила в церковь, покупая свечи и подолгу стоя перед иконостасом, чувствуя, как к ней почти возвращается ощущение того, что она вновь стоит в тронном зале перед спящими родителями. Она регулярно ездила на их могилы вместе с сыном и мужем… что со временем как-то странно стало напоминать загородный пикник…
Но Ирина… Ирка-королевишна, как прозвала она сестру в глубоком детстве… гордая и статная… ее она видела впервые с той поры, как зимним пронзительно-холодным днем в последний раз погладила по ледяной щеке и закрыла лицо белой тканью с отделанными кружевом краями. Потом на гроб положили крышку и защелкнули никелированные замки, будто навсегда закрывая в футляре нежную, но сильную скрипку.
Марина встала и, поправив королеве-матери локон, выбившийся из-под короны, побрела к трону сестры. Ей казалось, что она вдруг стала старухой.
– Ну, здравствуй, королева Ирина, - сказала она и вдруг разревелась. Она обнимала Ирину, чувствуя, как ее ресницы дрожат, щекоча ей щеку. Воспоминания безжалостно крутили и выворачивали ее, как тряпичную куклу… Ирина… Ирка-королевишна… сестра… друг.
Внезапно она вспомнила, как они в школьной библиотеке вдвоем читали "Айвенго" и дружно шмыгали носами, чтобы не заплакать над судьбой прекрасной и гордой еврейки Ревекки, и считая, что Айвенго должен был бросить глупую курицу леди Ровену и уплыть с Ревеккой в дальние страны.