выше солнце, тем громче крики и ниже цены.

В интернат приехал давешний толстячок. На этот раз он был с портфелем, который не выпускал из

рук. Представитель наркомата поблескивал очками, с нетерпением ожидал, пока соберутся

воспитанники. Ему хотелось поскорее сообщить радостную весть.

– Товарищи!
– Он поднял руку.
– Правительство республики заботится о вашей судьбе. Народу нужны

знающие люди.

Карим-Темнота сидел за столом президиума, опустив голову. Турецкие преподаватели, как всегда,

стояли у стены, безучастно поглядывая на собравшихся. Все знали либо догадывались, о чем скажет

гость. И вот наконец...

– Мы решили послать десять воспитанников на учебу в Турцию. Они вернутся и будут работать в

школах, в институтах. У нас откроются хорошие шкоды и институты.

Карим поднял голову и посмотрел в сторону турецких преподавателей. Голубые глаза ликовали. Так

показалось Кариму.

– Я вам привез деньги. От имени правительства. Только учитесь...

В библиотеке стоял шум. Гость, весьма довольный собой, выложил перед директором деньги и снова

начал протирать очки.

Зачитали список. Услышав имена Камила и Рустама, ребята смолкли. После случая на базаре их

сторонились. Из угла раздался разочарованный голос:

– Вот каких посылают, оказывается.

Директор не обратил на голос внимания.

После собрания, когда ушли турки, Карим поманил Камила и Рустама:

– Ну, что головы опустили?

– Мы же не виноваты...
– начал Камил.

– Знаю, знаю. Но так получилось...
– Он успокаивал, а сам думал о чем-то другом, более важном.
– Вот

и поедете, - сказал он и предложил, оглянувшись: - Может, зайдете ко мне? Очень нужно поговорить. Но

чтоб никто не знал. Если вдвоем не сумеете, то кто-нибудь один. Договорились?

И, хлопнув по плечу Камила, он решительно зашагал к выходу.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

В Самарканде я пошел в оперу. В зале были в большинстве студенты. В Самарканде их тысячи -

медики, филологи, физики, агрономы...

Я вспомнил, как переживал Карим-Темнота, как торжествовал эфенди, когда мы уезжали учиться в

Турцию. Карим-Темнота лишился покоя.

Он был настойчивым парнем. Не зря ГПУ послало его в детский интернат. Там нашли себе теплое

местечко бывшие турецкие офицеры. Без сомнения, это были образованные люди, но цель свою они

видели в том, чтобы организовать националистические кружки, подготовить молодежь для выполнения

задуманных ими планов. Все офицеры, в том числе блестящий знаток восточной поэзии, являлись

членами пантюркистской организации «Иттихад ва таракки». В Турции эта организация была очень

сильной. Она пыталась распространить свое влияние и на мусульман Средней Азии.

В темных переулках, где мотался маленький посыльный Камил, жили люди, которых вовлекали в

буржуазно-националистическую организацию пантюркистского направления.

Карим-Темнота сумел обнаружить тонкие, еле заметные нити. Эфенди об этом не знал. Он не

сомневался в своих воспитанниках. Благословив работу новой организации «Милли Иттихад», он уехал

12

вместе с нами. Но в Баку произошла задержка. Несколько дней провели мы в ожидании. Эфенди исчез, а

день спустя нам сообщили, что мы остаемся в Баку. Здесь есть все возможности для учебы. Нас будут

готовить для поступления в педагогический институт.

Подошел Мавлян и зло спросил у нас:

– Наверное, огорчены, что не едем в Турцию?

Мы не ответили.

Карим приехал в Баку года через три.

Мы уже повзрослели, стали студентами. На многое смотрели по-новому: зрело, серьезно. Карим

приехал не зря.

С нами вместе учились юноши из «порядочных» домов. Они с особым вниманием присматривались к

узбекским студентам. Мы знали о контрреволюционной буржуазно-националистической партии

Азербайджана «Мусават». Эта партия с 1918 по 1920 год даже находилась у власти, но потом была

разгромлена. Мы понимали, что не зря хотят с нами близко познакомиться сытые, денежные парни. И

вот, словно почувствовав, как он нужен, явился Карим.

Мы соскучились по Самарканду, и он рассказывал о городе, о событиях, которые произошли в