Шрифт:
Узбекистане, о I съезде Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Узбекистана, который был
созван в Самарканде 6 апреля 1925 года.
Карим привез документы съезда. В них говорилось о работе комсомольских организаций в кишлаках.
О подготовке молодых рабочих кадров для промышленных предприятий. Мы впервые услышали
короткое слово - ФЗУ.
Молодежь Узбекистана была занята большими делами.
Карим поговорил и с каждым в отдельности.
– Когда думаешь вступать в комсомол?
– спросил он меня.
– Здесь все знают о встрече на базаре.
– Чепуха, - коротко отрезал Карим.
– Хотя постой, постой...
– Он потер лоб и вдруг звонко хлопнул в
ладоши: - Эх, темнота! Да ведь это прямой путь...
– Так же неожиданно он оборвал себя и решительно
произнес: - А в комсомол нужно вступать. Если мусаватисты интересуются тобой, тем более.
Я стал смутно догадываться о каком-то особом поручении. Ясно, из-за него и приехал Карим.
– Встреча на базаре, Джумабай, пожар в кишлаке... Все это нам еще может пригодиться.
Он будто не разговаривал со мной, а размышлял вслух.
После антракта в огромном зале шумно рассаживалась молодежь. Медленно гасли люстры. Я
следил, как тает свет, и вспомнил о Мавляне. Он и в Баку, в общежитии, вздрагивал от вспыхнувшей
лампочки. Огонь оставляет следы надолго.
ПОДВОДНЫЕ ТЕЧЕНИЯ
Тоненькие усики при улыбке вытягивались. Глаза щурились... Человек был культурен, вежлив. Во
всяком случае, казался таким.
– Нельзя же сторониться людей, - укоризненно говорил Мехти.
– Посидим, поговорим.
Дом у Мехти был богатый. Камил и Рустам поднимались по широкой лестнице, несмело ступая по
холодному мрамору.
Другие гости держали себя непринужденно, смеялись над каждой чепухой. Душой общества был
такой же молодой, как все, круглолицый весельчак. У него колыхалось под шелковой рубашкой
обозначившееся до времени брюшко.
Камил прятал свои брезентовые туфли под кресло, обитое малиновым бархатом. Рустам вначале
тоже не знал, как себя держать, а потом закинул ногу на ногу и развалился, будто заправский гуляка.
Если над ним, над его вытянутыми дудочкой брюками, над ситцевой рубашкой, решат посмеяться, он
сумеет ответить.
Он словно ждал нападения. Но никто и не думал шутить над гостями. Круглолицый рассказывал
небылицы о глупых чиновниках и купцах. Не в силах дождаться, когда слушатели по достоинству оценят
его остроумие, он восклицал: «А?!» - и протягивал ладонь одному из друзей: Тот звонко хлопал по ней
пальцами, и раздавался хохот.
Брюшко весело колыхалось под белым шелком.
Мехти успел сообщить, что круглолицый - сын богатого промышленника, бывал в Париже и
Константинополе. Он еще расскажет о заграничных ресторанах.
Круглолицый, в сотый раз смакуя подробности, рассказывал, как в парижском кафе, приняв его за
француза, к нему подсаживались красотки, а он их учил азербайджанскому языку. Девушки, смеясь,
показывали на себя пальцами и повторяли:
– Гуль... Гуль.
– Ну, как цветочки?
– спрашивал Мехти.
Видно, этот вопрос он задавал не впервые.
Опять колыхалось брюшко. Круглолицый подошел к главному, но, неожиданно оборвав рассказ,
схватился за голову и побежал на кухню.
– Бастурма! Моя бастурма!
13
– Великолепный повар, - сообщил гостям Мехти.
– Сейчас убедитесь. Пальчики оближете.
Мехти пригласил гостей в столовую.
– Дорогие друзья, прошу за стол, - произнес он торжественно и громко.
Подобный стол Камил и Рустам, студенты, привыкшие к полинявшей клеенке, к алюминиевым ложкам
и мискам, видели разве что на картинках. Рустам сник. Ненадолго хватило его пыла. Белоснежная
скатерть, серебряные приборы, хрусталь - все это ослепляло...
Гостей провожали на извозчиках. Клялись в дружбе и пели песни. Запоздалые прохожие равнодушно
смотрели на компанию гуляк. Подкатили к морю, снова пили кисловатое вино в какой-то харчевне,
слушали болтовню круглолицего балагура и хохотали.
Потом Мехти на берегу пел грустную, протяжную песню.
– Вечно человеку что-то мешает, - Рустам разошелся. Он опьянел быстро, с трудом поднимал веки, то