Один из слуг министра не просто ходил, а странно, словно прижимаясь к стенам, скользил вдоль них.

И будто на какую-то долю минуты задерживался у каждой двери. Этого короткого времени ему было

достаточно, чтобы услышать, догадаться о разговоре или о событиях, происходящих в соседней комнате.

С агрономом слуга встречался редко, но он чувствовал неприязнь русского к себе. Задерживаясь в

поклоне, он старался не смотреть на агронома, потому что тоже не любил русского и прятал глаза, чтобы

не выдать своего настроения.

Агроном редко заходил в дом министра. Да в этом и не было особой необходимости... Дела шли

хорошо. Министр - человек, не отличавшийся особой щедростью, - изредка делал неплохие подарки

русскому. И тот, чье место было в самой тесной, душной яме зиндана, ходил с гордо поднятой головой.

Вот это-то и бесило мелкого, подлого человечка, знавшего много тайн.

Именно на нем агроном остановил свой выбор - на человеке, которого считал врагом. Пусть вражда

беспричинная, непонятная, но ее не скроешь от посторонних глаз. И добрые люди уже предупреждали

русского: остерегайтесь слугу. Русский небрежно махал рукой: у меня слишком много работы.

Вдруг русский агроном предлагает взять его сына к себе на работу, обучить хорошему делу. Слуга

впервые посмотрел на русского открыто. Глаза не бегали. В них были испуг, удивление,

настороженность.

– Чем я обязан...
– помедлив, слуга все же произнес это слово, - господину?

Русский прямо не ответил.

– Ваш сын будет иметь хорошую профессию. Я старею. Мне бы хотелось подготовить умного

специалиста.

– У вас есть такой... помощник.

– Пусть будет еще один. Работы для всех хватит.

Слуга уже имел возможность убедиться, что люди, знающие секреты земли, не пропадают даже в

тюрьме.

– Чем я обязан?
– все-таки еще раз спросил он.
– У меня мало денег.

Русский посмотрел в настороженные глаза и спокойно произнес:

– Деньги мне не нужны. Вы будете служить мне. Ради сына служить.

– Я вас понимаю, господин...
– склонил голову слуга.

В доме министра бывали крупные государственные деятели. И о чем только здесь не говорили!..

На улице уже разгуливал холодный, пронизывающий ветер. Он врывался во двор, крутил злые

песчинки, швырял их через решетку в темные камеры.

Заключенные жались друг к другу, кутались в рванье. Только те, кто имел богатых друзей и

родственников, могли накинуть пусть не новый, но крепкий стеганый халат или укрыться одеялом.

132

При сильных порывах ветра в камере становилось холоднее, а назойливые песчинки попадали за

ворот. Интересно, как их заносит из пустыни.

Вождь слушает стоны ветра, вспоминает степные просторы, непогоду, которая никогда не была

помехой для его всадников. Мчались в песчаном вихре кони. И непонятно, кто переворачивал пустыню:

ураган или грозная лавина всадников.

Сын всегда был рядом с отцом. А сейчас они в цепях. И разделяют их сотни километров.

Махмуд-бек узнал от русского агронома о маленькой тюрьме в далеком городке. Туда может

ворваться отряд всадников...

Нужно решать...

Старик все эти дни молчит. Махмуд-бек садится рядом. Набрасывает халат и тоже молчит. Как-то он

сказал старику, что скоро выйдет из тюрьмы. Очень скоро. Махмуд-бек не стал предлагать свои услуги

там, на свободе. Пусть сам решает. .

В камере стонут, ворчат, тяжело вздыхают. Позвякивают цепи.

– Махмуд-бек...
– вождь редко называл его по имени.

Махмуд-бек, повинуясь властному голосу, торопливо подвинулся к старику.

– Махмуд-бек, ты скоро уйдешь... туда...
– продолжал старик.
– Мне, наверное, не выбраться, но сын

уже вырос... Я рад...
– говорил старик.
– У тебя свои дела. Но тебе всегда будет нужна помощь.

Махмуд-бек благодарно кивал. Как долго, нестерпимо долго он ждал этого разговора!

– Люди помогут тебе пройти в горы. Ты можешь увидеть сам Живого Бога. Стоит только тебе назвать

мое имя, прийти с моим человеком.

Махмуд-бек слышал о силе, о влиянии вождя. Но оказывается, старик еще более могуществен.